Виктор Ремизов - Воля вольная

Но волновался начальник милиции не по этому поводу. В свои пятьдесят два Тихий все ходил в холостяках. И теперь, понимая, что из поселка придется уезжать — рулил на прииск забирать Машу. Уже три года они были вместе, и Тихий почти постоянно у нее ночевал, но не женился почему-то. Разговаривали, конечно, шуточками.

Вчера Александр Михалыч маялся до обеда в своей казенной холостяцкой квартире, капустный рассол пил и все думал. И на легкую на подвиги похмельную голову решил ехать за ней. И все! Рубашку белую достал, утюг включил, ждал, пока нагреется, и воображал, что совсем не худо было бы, если бы она — молодая и красивая — была бы сейчас рядом. Рубашку ему гладила, а он смотрел бы на нее. И ему было бы приятно. На шестнадцать лет Маша была моложе. Это Александру Михалычу нравилось, и это же малость смущало.

От легкости настроения даже Гнидюка с собой взял. Тот, недавно присланный из области, навязывался в попутчики — на его место метил и наверняка хотел выяснить, что к чему. Но скорее всего, напрасно суетился. Место Александра Михалыча Тихого было предложено, а может, уже и продано где-то там в центре, в главке. Тихий знал это точно, место надо было освобождать, поэтому и его собственный перевод на материк обходился ему в копейки. Эти жирненькие, веселые и наглые парни из комиссии на самом деле прилетали прикинуть размеры бизнеса. Возможно, один из них и отдал денег за его место. Так теперь обстояли дела.

Дорога от моря повернула к сопкам и тянулась открытой тундрой с невысокими кустарниками. Озерки поблескивали на солнце, болотца рыжели и краснели мхами. Вскоре машина начала подниматься наискосок склоном сопки, негусто поросшим кривовастой лиственницей. Ветры с моря калечили деревца — изгибали замысловато, корежили в самые разные, никому не нужные формы. Александр Михайлович всегда об этом думал, кому, мол, это надо, чтобы такая вот листвяшка, рожденная стройненькой, превратилась в хвостатого гада с двумя головами…

Потом мысли его перескакивали на приятное, на Машу — он даже купил ей кольцо с прозрачным камешком, специально заказывал в город. Коробочка чувствовалась острыми уголками в кармане кителя. Тихий улыбался довольно и посмеивался сам на себя — он никогда ничего такого ей не дарил. Да и вообще не дарил, как-то даже не думал об этом. Он жмурился весело, неожиданно делал губами громкое «ру-ру-ру», так что Гнидюк терялся, не знал, как реагировать, и только вертел большим и мягким крючковатым носом. Толстая двойная морщина-складка продолжала нос через лоб до самых корней волос. Из-за этой необычной морщины нос получался двойной длины и выглядел настоящим шнобелем, довесками к которому прилагались два глуповатых глаза и пухлые губы бабочкой. Александр Михайлович повернул на себя зеркало заднего вида — у него все было нормально: борозды морщин ломали лоб поперек.

Машина поднималась все выше и выше, и тундра и море открывались во все стороны. Было солнечно, море огромно синело за горизонт и казалось теплым.

Не хотелось уезжать из этих мест, будь его воля, не поехал бы, даже в отставку подписался бы по здоровью. Но… в последние два-три года — черт его знает, как и вышло-то, Семихватский всё со своим барыгами, — Тихий поднял прилично денег. Бизнес в районе пошел… то там, то сям нужна была его поддержка… он, правда, и знать про нее особо не знал и сам никуда не лез, всем рулил зам по оперативной работе капитан Семихватский. Вертелся и крышевал коммерсантов, давил непокорных. Тихий посмотрел на Гнидюка. Тот немедленно улыбнулся в ответ, так неприкрыто льстиво, что неприятно стало. Этого тоже не просто так сюда засунули. Со служебными квартирами химичил в области. Своих же товарищей обирал…

— Тормознемся покушать, Александр Михалыч? У меня жена собрала… — Гнидюк кивнул на большую сумку на заднем сиденье.

Тихий продолжал думать о нем и, видно, с каким-то особенным интересом смотрел. Потом очнулся.

— Это можно. — До прииска оставалось пять километров, и он сам думал тяпнуть для храбрости. — Сейчас к Столбам поднимемся.

Дорога выровнялась и пошла вдоль склона. Теперь море синело слева сквозь невысокие деревья. В сизой дымке чуть-чуть. Александр Михайлович, засмотревшись, чуть не проехал поворот. Затормозил, стал сдавать назад и увидел, что съезд на поляну под высокой скалой, где всегда выпивали, завален упавшей листвяшкой. Он заглушил мотор, улыбнулся чему-то и тяжело полез из машины. Гнидюк тоже выбрался и сунулся на заднее сиденье за своей сумкой.