Михаил Бару - Один человек

Пришёл спам. Предлагают отпраздновать Новый год в Ясной Поляне. «Интимная атмосфера графского праздника. Новогоднее шоу по рецепту Софии Андреевны (sic)! Безупречные номера люкс и полулюкс в графском стиле. Избранная публика в заснеженных аллеях графского парка! Сюрпризы и призы. Севрюжка и грибочки под “Русский стандарт”. Катание в санях по усадьбе». Маловато будет за пять сотен баксов. Так чтобы уж по-настоящему, по-толстовски. А пахать рано утром первого числа? А Катюш Масловых да Анатолей Куракиных в номера для несемейных участников торжества? Для дам, любящих экстрим, — возможность поваляться на рельсах Курской ж. д. Для мужчин — смерть по рецепту Ивана Ильича (после новогоднего шоу по рецепту Софьи Андревны). Ну и порка шпицрутенами после бала. Того, кто вытянет этот фант в новогоднюю лотерею. И обратно по железной дороге до Москвы. Высадка на станции Астапово. Последние семь дней в доме начальника станции. И не сметь противиться злу насилием. Вот это будет по полной программе.

В средние века с маяками дело плохо обстояло. Во время бурь на море корабли во множестве разбивались о береговые скалы или садились на мели, а уж потом их разбивало волной в щепки. Берега тёмные были, огоньков прибрежных селений и не разглядеть с моря. Иногда местные власти зажигали большие костры по ночам, чтобы шкиперы могли правильно ориентироваться среди огромных волн, свирепого ветра и проливного дождя. А иногда и население по собственному почину разводило такие костры. Особенно в глухих местах. Впрочем, тогда почти все места были глухими. Разведут костёр на скалах и ждут всю ночь. И кто держал курс на этот костёр, тот о скалы и разбивался. А наутро, как шторм утихнет, вся деревня, как заправские пираты, отправлялась грабить то, что прибило к берегу после кораблекрушения.

Вот такие у неё и были глаза — как эти пиратские костры.

Среди моих читателей есть житель Петропавловска-Камчатского. Меня давно мучил один вопрос — правда ли, что когда в Москве три часа дня, то в Петропавловске-Камчатском полночь? Ещё в детстве я слышал об этом по радио. Времена тогда были сами знаете какие. Всё от нас скрывали. Потом пришли демократы и продолжали нам рассказывать эти же байки. Но теперь, когда есть возможность, грех не спросить об этом напрямую, без посредников. Ну, не буду вас долго томить — все оказалось полной брехнёй. Даже и близко такого нет. Один раз было где-то минут двадцать одиннадцатого вечера, но очень недолго. И всё! И это за много лет наблюдений! Что вам сказать… Никогда в этой стране не будет порядка. Никогда.

В аптеке видел маленький пакетик с бодягой. Не знаю, что лечат бодягой. Судя по цене — что-то не очень серьёзное и запущенное. Однако это была непростая бодяга. На ней было написано: «Бодяга ПЛЮС». Всё же мы идём вперёд. Появляются новые разработки отечественных фармацевтов. Хотя… это могла быть и старая, секретная. Раньше плюсовой бодягой лечили космонавтов или спецназ, а теперь она доступна всем.

Выхожу я из дому, чтобы обойти избирательный участок десятой дорогой, и слышу, как две бабки беседуют. То есть одна беседует, а вторая натурально убивается. Ту, которая убивается, я хорошо знаю. Она на рынке у нас торгует корнеплодами со своих шести соток. Чеснок у неё ядрёный. Ну, да не о нём речь. О Дружке. Дружок — это пудель бабы Дуси. Незадолго до выборов один из кандидатов в мэры нашей деревни организовал бесплатную столовую для малоимущих и имущих ещё меньше. Для бомжей, стало быть. Дуся и повадилась туда ходить. Нет, сама она там не ела — попробовала, понюхала, и как-то не показались ей бесплатные щи да каша. А вот Дружку своему она это всё скармливала. Хоть и маленькая, а экономия. Можно сказать, прибавка к пенсии. Неделю всего бесплатно столовался Дружок. А сегодня утром взял да и помер. Ещё вчера был здоров и брехал на прилетевших грачей. А потом поел на дармовщинку и… Аккурат к красному дню календаря. Короче говоря, не будет миллионеру голоса бабы Дуси. Пожелания, чтоб он сам своими щами подавился, — были, есть и ещё долго будут. А голоса не будет.

Решил перечитать «Шинель», которая на самом деле и не повесть вовсе, а симфония, картина и повесть вместе взятые. И ещё такое, что и словами-то не объяснить. К примеру, одну только фразу «Нужно знать, что Акакий Акакиевич изъяснялся большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения» хочется съесть всю, обгрызть и обсосать до последней косточки. Или вот… впрочем, этак и всю повесть придётся здесь перепечатать. Но я не о том. Я о том, что «Шинель» перечитать никак невозможно. Пережить можно, а перечитать… нет.