Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

– Я думал, ты ушла домой.

Знак «ВЫХОД» мерцал инопланетным зеленым светом в темноте.

– А я думала, ты ушел домой.

Дискотека продолжалась за стеной, и фанерный пол дрожал у нас под ногами. За сценой располагалась комната, заваленная стульями. В комнате был большой шкаф во всю стену и футов десять в высоту. Я знал, что там, на шкафу хранятся сложенные столы для пинг-понга, и еще я знал, где спрятана лестница.

– Нет. Я танцевал с Дином Мораном.

– Да? – Холли Деблин изобразила шутливую ревность. – Что в нем есть такого, чего нет во мне? Он хорошо целуется, да?

– Моран? Господи, это омерзительно!

«Омерзительно» – это было мое последнее слово в качестве мальчика, который никогда не целовался. Я всегда очень переживал насчет своего будущего первого поцелуя, но все оказалось не так уж плохо, ничего такого липкого. Твои губы делают все сами, на уровне инстинктов, как морские актинии. Поцелуй кружит голову похлеще аттракциона Летающие Чашки. Ты вдыхаешь кислород, который выдыхает девочка.

И еще вы можете случайно столкнуться зубами.

– Упс, – Холли отдернулась, – извини!

– Ничего, все нормально. Я приклею их обратно.

Она растрепала мои приглаженные муссом волосы. Кожа на ее шее – ох! Ничего нежнее я никогда в своей жизни не трогал. И главное – она позволяла мне трогать себя. Это просто потрясающе! Она позволяла! Она пахла пробниками из магазина парфюмерии, она пахла июлем, корицей и Тик-таком. Мой двоюродный брат Хьюго говорил, что целовался уже с тридцатью девчонками (и не только целовался), а сейчас на его счету их, наверно, штук пятьдесят, но первая девчонка – она только одна.

– Ох, смотри, я украла одну омелу.

– Она вся помятая и…

Во время второго в моей жизни поцелуя язык Холли Деблин оказался у меня во рту. Он двигался медленно, как стыдливая мышка. Раньше мне казалось, что это омерзительно, но на самом деле это было влажно и – главное – это был секрет, – наш с ней секрет, – и мой язык тоже оказался у нее во рту. Нам пришлось перестать целоваться, потому что я забыл, как дышать.

– Эта песня, – сказал я, задыхаясь. – Та, что сейчас играет. Она прекрасна.

Ты не можешь сказать «прекрасно» в разговоре с мальчишкой, но с девчонкой – это позволено.

– «Сон-номер-9». Джон Леннон. Альбом Walls and Bridges, 1974 год.

– Если ты хотела впечатлить меня своими познаниями, то тебе удалось.

– Мой брат работает в «Револьвер Рекордс». У него столько виниловых пластинок, что из них можно выложить дорогу до Марса и обратно. Так, значит, ты знал об этой тайной комнате?

– Об этой? Да, у нас здесь был молодежный клуб, мы играли в пинг-понг. Я думал, она будет закрыта сегодня. Но, очевидно, я ошибся.

– Очевидно.

Холли запустила руки мне под свитер. Годами я слушал жалобы Джулии и Кейт Алфрик на то, как парни любят распускать руки, и сегодня, наконец, мне это пригодилось – я сдерживал себя. А потом Холли задрожала. Я думал, что ей холодно, но потом вдруг понял, что она хихикает.

– Что? – Я был напуган, мне казалось, что она смеется надо мной, что это я сделал что-то не так. – Что?

– Я вспомнила лицо Нила Броуса сегодня утром в кабинете труда.

– А. Это? Да, утро сегодня получилось тяжелое. Да и весь остальной день тоже.

– Он сверлил что-то своей дрелью, и Гарри Дрэйк хлопнул его по плечу и показал на тебя. Броус сначала не мог понять, что происходит. До него не сразу дошло, что эта штука в твоих тисках – это его калькулятор. А потом, потом дошло. Он, конечно, слащавый ублюдок, но он не тупица. Он знал, что за этим последует. Знал, что ему конец. Уже в тот момент, он знал.

Я трогал бусики на шее у Холли, бусины тихо щелкали друг о друга.

– Я тоже была удивлена. – Сказала она.

Я не торопил ее.

– Я имею в виду, ты мне нравился, Тейлор, но я думала, что ты… – Она замолчала, не хотела обидеть меня.

– Мальчик для битья?

Она прижалась подбородком к моей груди.

– Да.

Подбородок у нее довольно острый.

– Что случилось, Тейлор? Я имею в виду, как ты на это решился?

– Да так… – Мне нравилось, что она называет меня «Тейлор» а не «Джейсон». Почему-то это делало нашу беседу еще более интимной. Но я все равно боялся называть ее «Холли» или «Деблин», и старался просто избегать обращений. – За целый год много чего накопилось. Слушай, я не хочу говорить о Ниле Броусе. Давай в другой раз? – я стянул тканевый браслет с ее запястья и надел на свое.

– А воровать нехорошо. – Сказала она. – У тебя разве нет собственных модных аксессуаров?