– Какие-то мальчишки, – я боролся с одышкой, – забросили мой рюкзак на крышу.
– На какую крышу?
– На крышу вашего автобуса.
Норман Бэйтс посмотрел на меня так, словно я нагадил прямо ему в гамбургер. И все же он вылез из-за руля и едва не сбил меня с ног, выходя из автобуса; прошел назад вдоль борта, взобрался на крышу по лестнице и сбросил мне рюкзак.
– Твои приятели – законченные мудаки, Солнышко.
– Они мне не приятели.
– Тогда почему ты позволяешь им так с собой обращаться?
– Я не позволяю им. Их пять, а я один. Их десять. Их много.
Норман Бэйтс шмыгнул носом.
– Но Король-Мудак у них один, верно?
– Один или два.
– Я уверен, что один. Все что тебе нужно – вот такая малышка. – Охотничий нож внезапно возник у меня перед глазами. – Просто подкрадись к Королю Мудаков, – голос Норманна Бэйтса смягчился, – и перережь его сухожилья. Один порез, второй порез, пощекочи его там, внизу. Если и после этого он будет докапываться до тебя, просто проткни шины у его инвалидного кресла. – Нож исчез в туманном воздухе. – Запомни: армейский магазин, отдел, где продают снаряжение для пехотинцев. Это будут самое удачное вложение денег в твоей жизни.
– Но если я перережу Уилкоксу сухожилья, меня отправят в исправительную колонию!
– Ау, очнись, Солнышко! Жизнь – это и есть исправительная колония!
Осень словно поражена грибком: вялые грязные ягоды, мятые, словно ржавые листья, птицы косяками улетают на юг, подальше отсюда; вечера туманные, ночи – холодные. Осень как будто умирает. А я ведь даже умурдился упустить момент, когда она успела заболеть.
– Я вернулся! – Кричу я каждый раз, когда захожу домой, на случай, если мама или отец пришли домой раньше.
Но нет – мне еще ни разу никто не ответил.
Наш дом совсем опустел с тех пор, как Джулия съехала. Они с мамой ездили в Эдинбург пару недель назад. (Джулия сдала на права. Естественно, с первого раза. Это же Джулия). Она провела вторую половину лета с Эваном и его семьей в Норфолке, и мне бы стоило привыкнуть к ее отстутствию. Но нет, все гораздо сложнее: ведь человек – это не только личность, это еще и личные вещи, зубные щетки, шляпы и пальто (большую часть из них она никогда не надевала) а так же фраза: «я скоро вернусь!» – которую я слышал всякий раз, когда она уходила. И теперь я не могу поверить, что так сильно скучаю по своей сестре. Но это правда. Мама и Джулия поехали в Эдинбург на машине, потому что Шотландия от нас не так далеко. Мы с отцом стояли у дороги и махали им на прощанье. Мамин «Митсубиси» повернул на Кингфишер Медоус и вдруг остановился. Джулия выпрыгнула из машины, открыла багажник и стала рыться в стопке виниловых пластинок. А потом побежала по дороге, прямо к нам. Она вручила мне пластинку «Эбби Роуд».
– Пригляди за ней, Джейс. Я боюсь, что ее расцарапают там, если я возьму ее с собой.
Она обняла меня.
Я еще долго чувствовал запах ее лака для волос.
Скороварка стояла на плите, из-под крышки вырывались струи пара, пахло тушеным мясом. (Мама обычно утром ставит мясо на плиту и варит целый день). Я сунул несколько грейпфрутов в соковыжималку и сделал себе сок. Еще я рискнул съесть последнюю шоколадку «Пингвин», потому что больше в банке для сладостей ничего не было, кроме имбирного печенья и лимонных тянучек. Я поднялся наверх, чтобы переодеться. В моей комнате меня ждал первый из трех сегодняшних сюрпризов.
Телевизор. На моем рабочем столе. Утром его здесь не было. «Фергюсон Монохром», гласила надпись рядом с экраном. «Сделано в Англии». (отец говорит, что если мы не будем покупать британские вещи, мы навредим нашей экономике). Он сиял новизной. И пах новизной. Конверт с моим именем на нем был прислонен к экрану (отец написал мое имя карандашом 2Н, его легко стереть, так что конверт в дальнейшем можно будет использовать еще раз). Внутри была записка, написанная зеленой шариковой ручкой.
Джейсону,
Я настроил все 4 канала, так что просто включи его.
Папа.
За что? Конечно, я ужасно благодарен. В нашем классе только у Клайва Пайка и Нила Броуса есть телики в их комнатах. Но почему сейчас? Мой день рожденья в январе. Отец никогда ничего не дает просто так, всегда есть причина. Я включил телевизор, лег на кровать и стал смотреть «Космических стражей», а потом переключил на шоу Тони Харта. Я чувствовал себя очень странно, смотреть телевизор, лежа у себя в комнате в кровати, это все равно что есть суп в ванной.
Читать дальше