Лариса Кравченко - Земля за холмом

Но за один паек и под одним страхом подчинения может и не пойти умирать человек с винтовкой! Вот тут они и пригодятся, эти русские старики, чтобы учить и воспитывать, чтобы с первых дней жизни своей слышала Лёлька:

— Вы — надежда Родины, она ждет вас с Востока, и наши друзья-японцы помогут нам!

О, они великие психологи были — японцы. И стратеги.

Как они держались в Маньчжурии — как хозяева!

Дороги, прокладываемые к русским границам. Поселенцы-колонисты на приграничных землях, вооруженные и обученные, как вторая армия. И сама Квантунская армия — в мохнатых шапках и шубах, брезентовых, с отстегиваемыми рукавами, в рукавицах с двумя пальцами для стрельбы. Склады, склады, набитые зимним обмундированием. А как брали на улицах китайцев и угоняли их на границу на постройку подземных укреплений, а потом уничтожали, как рабов в Древнем Египте, чтобы не выдали они тайну строительства?! А разъезд Пинфан — тихий разъезд под городом и совсем рядом с Лёлькиным стрельбищем! Кто мог подумать! (Потом только откроется истинная суть его — «Отряд 731», на процессе в Хабаровске.) Люди как подопытный материал — на заражение, на обмораживание — нужно же быть готовым к сибирским морозам и учесть ошибки друга-Гитлера под Москвой! Подопытного материала жандармерия поставляет с избытком! А все думали — почему умирает от тифа каждый, кто хоть на сутки попадает в подвалы жандармерии? Думали — там просто грязь и насекомые…

А как они обожали русский колорит! Самовары и крашеные яйца на пасху! Эмблемой города Харбина на всех японских изданиях стал русский бревенчатый собор, сфотографированный в разных ракурсах. И сами они — на фоне этого собора, — возможно, потому, что за этим собором они видели бревенчатую порабощенную Россию «до Урала»?

…Лёлька не спала больше в ту ночь — восьмого августа. Она стояла на крыльце, накинув на плечи кофточку, смотрела на желтеющее небо и ждала, что будет дальше. А мама загоняла ее в комнату: «Иди спать, когда что-нибудь случится, мы тебя разбудим».

Мама была расстроена, потому что папа в отъезде в Шуанчэнпу, а это — всегда плохо, когда кто-нибудь из семьи в отъезде во время военных действий.

Бабушка ушла к себе, а дедушка тоже не спал, как Лёлька. Он ходил по саду и по-хозяйски гремел недрами, — наверное, готовил их на случай второго налета, Ио налета больше не было.

Вечером восьмого августа Юрка сидел дома и крутил радиоприемник.

Юрка и Лёлька учились в одном классе, правда, это было давно, до японских школьных перемещений. Юрка сидел на последней парте с Вовкой Ивановым — две круглых стриженых головы, только у Вовки — черная, а у Юрки — белобрысая. Все уроки Вовка «базланил», стрелял в Адати-сан жеваной промокашкой через трубочку и наводил на девчонок зеркальцем солнечных зайчиков. Девчонки, конечно, оглядывались на ту парту, и Лёлька тоже. А Юрка был такой тихий и старательный, вечно тянул вперед руку, и никто не предугадал бы в нем его будущей энергии. Глаза круглые от внимания и губа нижняя прикушена — так он слушает на уроках. Когда мальчишки уходили на военную подготовку, Лёлька замечала его в дверях в хвосте строя — черная, блином, фуражка в руке и, конечно, — гимнастерка и обмотки, как положено.

Потом японцы начали школьную перетасовку. Мальчишек отделили. Здание на Садовой рассекла воображаемая пунктирная черта, и инспектриса девчонок — сухая дама в пенсне — дежурила на переменках в общем вестибюле, чтобы нарушители, не дай бог, не проникли на чужую территорию!

В ту пору Лёлька Юрку почти не видела, только когда мальчишки приходили за винтовками в общую инструкторскую, как раз против Лёлькиного класса. Девчонки сидели на уроке, а мальчишки стояли в очереди в коридоре и строили через стекло двери разные смешные рожи. А Юрка был похудевший и вытянувшийся: говорили шепотом — японцы замучили в жандармерии его отца…

Юркий отец, оказывается, слушал советское радио. Это запрещено под страхом смерти, и во всех радиоприемниках города опечатаны пломбой переключатели на короткую волну. Но кто знает радиотехнику, подкручивает там разные проволочки и слушает. Только это очень опасно, потому что может донести кто-нибудь. На Юркиного отца донесли. Или было что-то еще, чего они не знали?

Девчонки собрали Юркиному отцу на венок, правда, потихоньку, потому что опасно даже в школе говорить об этом. Лёлька с Нинкой ходили от класса на похороны.

В комнате, где стоял гроб, толпился народ, и соседская бабка, совсем древняя, неосторожно твердила: смотрите — голова-то пробита! Бабкины слова были страшными для всех окружающих: никто и нигде не гарантирован от «стукачей». На бабку испуганно шикали. Лёлька ушла с этих похорон подавленная страхом и беззащитностью. Юрку было жалко — он почернел от горя. А потом она вообще как-то больше его не видела — японцы опять все перемешали: мальчишек перевели на Телинскую. И в школе совсем стало скучно — одни учительницы и девчонки — не удивительно, что Лёлька влюбилась в инструктора Гордиенко.