Ольга Морозова - Музыкантша

А потом всё стихло… Анжела осталась стоять, думая, что Роман и девушка скоро выйдут. Но девушка вышла одна, с бледным, бескровным лицом, словно русалка, и совершенно нагая пошла, не обращая внимания на Анжелу, в ночную степь. Когда её силуэт скрылся из виду, Анжеле стало страшно. От ужаса её затрясло, и она бросилась бежать, как была — в одной шали, наброшенной на голое тело.

На рассвете цыгане нашли на берегу одежду Романа и цыганские юбку и кофту. Они подумали, что это Анжелы. Самих молодожёнов нигде не было, и по табору мгновенно разнеслась весть о том, что они утонули. Златан прервал поездку и вернулся, чтобы похоронить сына, но тела не нашли. Не нашли и Анжелу. Златан обезумел от горя, подозревая, что чёртова девка опять вывернулась, перешагнув через очередной труп. Его утешали, выражали соболезнования, понимая, что теперь ему нужно только время… Поговаривали, что недалеко от места трагедии видели Веру, бывшую возлюбленную Романа, которую он бросил ради Анжелы. Вера клялась и божилась, что ничего не знает и не видела Романа в ту ночь, хотя и ходила в ночное. К чести Златана, он ей поверил и не стал её судить. Сердце подсказывало ему, что Вера тут ни при чём, но таборные думали иначе, затаив на Веру зло.

Анжела бродила по степи несколько дней. Ночами она шла, а днём пряталась и отсыпалась. Наконец она дошла до небольшого городка, голодная и грязная, и зашла на вокзал. Там её и нашёл дежурный милиционер. Девочка выглядела более чем странно — в одной шали, без обуви, с горящими глазами. Он отправил её приёмник, где её накормили, одели и расспросили. Она рассказала, что в детстве её украли цыгане, заставив работать на них. Цыгане били её и всячески издевались, но ей удалось убежать. О себе она помнит только то, что её зовут Анжела, и больше ничего. Работницы приёмника, молодые женщины, только охали, слушая сбивчивый рассказ худенькой девчушки. Они уложили Анжелу спать, а потом переправили её в детский дом, расположенный далеко от того города, где жил табор, так как в близлежащих не оказалось мест. Поскольку Анжела не захотела вспомнить ничего, кроме того, что уже сказала, ей дали фамилию Цыганкова и оставили жить в доме.

Поначалу детский дом встретил Анжелу неприветливо. Тут царили законы волчьей стаи, и выживал сильнейший. В общем-то, Анжеле было всё равно, кто и как к ней относится, но отвоёвывать своё место под солнцем всё-таки пришлось. Однажды одна из воспитанниц, крупная и развитая девочка лет четырнадцати, подошла к Анжеле и хотела ударить её за то, что Анжела вовремя не уступила ей дорогу, но Анжела вцепилась зубами ей в горло, да так, что воспитатели еле оттащили её. Шея девочки была в крови, она испуганно зажимала рану рукой и орала благим матом. Анжела же, стоя невдалеке и искоса поглядывая на свою жертву, хохотала злобным, хриплым смехом. Жизнь в таборе кое-чему её всё же научила, и в первую очередь тому, как постоять за себя. После этого случая Анжелу оставили в покое, шрам на шее воспитанницы служил всем жаждущим власти напоминанием, что и против лома есть приёмы.

Анжела жила обособленно. Её уважали, если не сказать, боялись. Она не стремилась ни с кем общаться, и никто не стремился общаться с ней. Но её всё устраивало. У неё была крыша над головой, еда и одежда, и никто в целом свете не мог больше проделывать с ней то, что ему заблагорассудится. Да, здесь было гораздо лучше, чем в таборе. Значительно, значительно лучше. Пару раз Анжеле казалось, что в окно она видела силуэт человека в бейсболке, но, когда она выбегала на улицу, он исчезал, и Анжела понимала, что это ей почудилось. Правда, он помог ей расправиться с Милой, той самой девочкой, что хотела ударить Анжелу. Когда Анжела испугалась, увидев, что Мила заносит руку, чтобы ударить её, он вдруг показался в окне и взял себя двумя пальцами за горло. Анжела тотчас поняла, что нужно делать, страх прошёл, и она бросилась на соперницу. Человек в бейсболке был доволен, он кивнул Анжеле, и медленно удалился в сторону леса. Анжела никому не сказала об этом, побоявшись, что его могут найти и посадить в тюрьму, а её запрут в карцер. Потом всё забылось, и потекли однообразные, резиновые дни — еда, сон, учёба. Некоторой отрадой Анжеле служили занятия музыкой, но здесь не было скрипки, и Анжела стала брать уроки игры на пианино. Музыка приносила ей отдохновение. Она уносила её далеко на своих крыльях, заставляя мечтать и грезить о прекрасных странах и иной жизни. Хотя эту иную жизнь Анжела представляла с трудом, в той жизни обитали странные существа, и сама Анжела была не такой, как здесь. Но мечты были сладкими, словно сахарная вата, они настойчиво будоражили мозг Анжелы, отчего, очнувшись, она всё больше разочаровывалась в жизнь реальной. Она хотела играть на скрипке. Ей хотелось слышать её чудесный голос, то дрожащий, то страстный, то жалобный, то торжествующий. Ей не хватало переливов её звука, заполняющих собой всё пространство, ласково берущих в плен душу и зовущих её за собой в неведомые дали. В такие моменты душа Анжелы отделялась от тела и летела в межзвёздное пространство, оставив Землю далеко позади… Ах! Как всё это было давно! Анжеле казалось, что её, словно бабочку, пришпилили огромной булавкой к листку картона, и она, ещё живая, бьёт крыльями, но взлететь не может…