Андрей Дмитриев - Крестьянин и тинейджер (сборник)

Пилота разобрал смех: поспешно встав из-за стола, он фыркнул «извините» и ушел во тьму.

Карп замолчал, мрачнея, и Александра попыталась сгладить неловкость.

— Я до сих пор про Миргород не знала ничего, кроме лужи. Там у вас правда лужа?

— Все это спрашивают, — с готовностью ответил Карп. — И в армии все спрашивали, и здесь, в России, а теперь и вы. Докладываю. Лужа имеется, но фигурально. Она не лужа. Это целебный источник с полезной для здоровья водой. И он давно под крышей, чтоб сберечь от попадания снега и мусора. И никакие свиньи в нем не спят. Там люди лечатся.

Громко насвистывая марш, из тьмы вышел пилот.

За ним вышагивал Стремухин, с трудом удерживая на ходу двумя руками тяжелый веер из шампуров с готовым шашлыком.

— Как, удался или не очень? — спросил Стремухин, но ответа не услышал. Шашлык был так хорош, что его ели молча, забывши друг о друге, не поднимая друг на друга глаз. Один Стремухин не глядел себе в тарелку и все поглядывал на Александру. Теперь он мучился тем, что ни за что ее обидел, — и оттого почти не ощущал вкус шашлыка.

Ему и нравилась, и льстила жадность, с которой она ела. Так ела, что у нее дыхание сбилось, и ей пришлось на миг прерваться.

Она перехватила его взгляд. Стремухин сразу же отвел глаза и вздохнул нарочно громко.

— Не извиняйтесь, — тихо и быстро сказала ему Александра. — Я все понимаю, я вас простила, но и вы меня…

— Ну почему он должен извиняться? — сказал пилот, снимая с шампура кусок. — Он не подвел. Я здесь еще ни у кого не ел такого шашлыка. Ты, Карп, не обижайся.

— Я и не обижаюсь, — сказал Карп. — Тут даже позавидовать не стыдно… Ты только не подумай, будто я сейчас тебе действительно завидую, — обратился он к Стремухину. — Но за такой шашлык — спасибо.

— Нет, вам спасибо, — сказал Стремухин.

— Нет, нет уж, вам спасибо, — сказала Александра, поверх тарелки глядя прямо на него.

Он вдруг ее спросил:

— Как вас зовут?

Она невольно отодвинула тарелку и огляделась по сторонам. Не увидела ничего вокруг, кроме ночных теней и неподвижных звезд на воде. Собралась с духом и сказала правду:

— Майей меня зовут… А для друзей я просто Маша.

Молчание опять повисло над столом. Все торопливо доедали остывающий шашлык и выпивали, наливая каждый сам себе. И Майя ела, но уже без прежней жадности, не поднимая от тарелки глаз.

«О чем еще с ней говорить, и где я видел ее раньше?» — думал Стремухин, глядя украдкой, как она старательно и неумело орудует пластмассовым ножом, и наконец нашелся, что спросить:

— Как вы здесь, Маша, оказались совсем одна?

— Я просто так здесь, я отбилась от компании, — ответила она, и он не то чтобы увидел, но с удовольствием почувствовал, как она краснеет. Подумал, врет, но вспомнил, что не врет, то есть он точно вспомнил, где ее видел раньше — точно, в компании, на той дневной тропе, где он напрасно успокаивал мальчика Леху, этого маленького жулика. — Мы потерялись, и они, наверное, уехали отсюда без меня.

— В жизни все к лучшему, — сказал ей, утешая, Карп. — Где потеряешь, там и найдешь… Я вам хотел сказать, что вы нашли нас.

— Да, я нашла, — краснея, согласилась Майя и быстро посмотрела на Стремухина.

Карп это видел; ободряя, подмигнул. Рыжий и рыженькая хмыкнули смущенно. Пилот, не зная отчего, расстроился. Карина ничего не видела перед собой и словно удалялась ото всех, с каждым мгновением все глубже погружаясь в топь своих мыслей. Стремухин эти мысли знал. Он знал, как эта топь, затягивая, давит, и потому он не хотел сейчас Карину видеть. Встал и сказал нетерпеливо:

— Пойду немного разомнусь.

— Можно, я с вами? — спросила Майя. — Или я снова помешаю?

— Нет, Маша, вы мне не мешаете, — ответил ей Стремухин и, не оглядываясь на нее, шагнул из круга света в темноту.

…Он шел, ступая по корням, вслепую по тропе и слышал за плечом дыхание Майи. Глухо споткнувшись, она охнула, нашла на ощупь его руку. Теперь они шли рядом, куда, не зная, и — куда ведет тропа. Он шел, перебирая пальцами, как четки, ее пальцы. Она и не мешала их перебирать. Тропа сужалась, скоро стало тесно среди невидимых иголок и ветвей, цепляющихся за локти, плечи, царапающих лоб и щеки.

— Берегите глаза! — отрывисто сказал Стремухин, и Майя зажмурилась. Прибавив шагу, он выставил перед собою, как бушприт, вперед ладонью руку. Ладонь царапало, давило и кололо, пока она не провалилась в пустоту: тропа опять расширилась; стволы поскрипывали в стороне; попыхивали впереди угли мангала; помаргивали искры сигарет, слонялись по полянке тени людей, сливаясь то и дело с тенями сосен, с огромными, как кляксы, пятнами кустов. Стремухин с Майей перешли полянку быстрым, извиняющимся шагом; кто-то им в спину запоздало ахнул от испуга, кто-то коротко выругался…