Уилл Селф - Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Те глаза были единственными, только они записывали его ущербный облик на свою пленку, правда, Дэрмоту было не особо горько. Он не мог их винить за то, что его собственное зрение стало ему изменять. Годы наблюдений с высоты за жизнью насекомых внизу привели к тому, что, когда он сам опустился вниз, все эти жучки стали непомерно огромными, их розовые мандибулы хватали чипсы и сервелат в кафе, их волосатые усики подрагивали, когда они играли на тотализаторах, их блестящие на солнце щитки лоснились от дождя, когда они шустро ползли по улице. Но, несмотря ни на что, ему хотелось лишь одного — чтобы на него снова посмотрели неравнодушным взглядом. Пусть это будет взгляд, полный ненависти или презрения, ему бы и такой сгодился, главное — сильные, прошибающие эмоции. До сих пор был кто-то, кто занимался вечным присмотром перед сном; кто-то, кто выглядывал из-за двери и наблюдал, как он привычным движением раскладывает диван, кто смотрел, как он с трудом влезает на кочковатую поверхность простыней, которые не менялись неделями и сминались еще больше от его барахтаний в потемках.

Что же до проблем со слухом, то, собственно, тот же самый врач настаивал на вмешательстве. Однако отвратительную хреновину из пластика телесного цвета Дэрмот презирал. Он сделал глоток воды с порошком и, водворяя себя на край судна, позволил себе кислую улыбку, вспомнив слова Эвелин о его глухоте: «Если дело касается тебя, ты все прекрасно слышишь».

Ночью оба они спали и видели каждый свой сон об уходе. Дэрмоту снился его дом, который стремительно увеличивался в размерах, становясь шире, мощнее и выше. Телевизионные антенны на крыше и подъемник шахты лифта пронзали небесный покров, а широченные балконы цеплялись за деревья и кусты. С того места, где он сидел, вблизи верхушки скалы, сотворенной человеческими руками, Дэрмоту были видны дороги, ведущие в другие страны, и даже сами территории этих стран вдали. Взяв в руки богато украшенный латунный телескоп, лежавший у кресла, он с его помощью разглядывал людей, идущих по улицам далеких городов; их было так ясно видно, как будто они находятся с ним в одной комнате. Вскоре Дэрмот сделал открытие: если он замечал что-то нехорошее — чье-то неподобающее поведение, чей-то дурной поступок, — то мог положить этому конец, всего лишь сжав губы или подняв палец.

В конце концов, Карл нашел себе пристанище в глубине платяного шкафа. Сначала он было решил заночевать на полу, покрытом ковром, в сухой щели между слоями мебели, но потом отказался от этой мысли. Ведь если Кривая Кишка с подельниками ворвется сюда, то ему конец: посадят на кол посреди пустыни. Поэтому он влез в шкаф, массивный гроб из орешника и красного дерева, поваленный на бок. Улегшись там внутри и закрыв зеркальную дверцу, он испугался, что задохнется, и тогда слегка приоткрыл ее, вставив в качестве распорки одну из вешалок, скопище которых валялось в углу.

Ему с трудом удалось угнездиться среди вороха старых костюмов и пальто. В ноздри ударил гнилой запах нафталина. Карл, как был в неудобной позе, так и уснул — таблетки снотворного сделали свое дело. Они схватили его за костлявые плечи мощными цепкими пальцами и поволокли в пучину сна.

Во сне солнце садилось вновь и вновь, скрываясь за выступом берега реки, погружаясь в другую реку — расплавленной лавы. Здания в центре города проступали со всей отчетливостью, их грязные фасады сверкали. В том городе, где Карл родился, время остановилось — далекое прошлое и ближайшее будущее сошлись и породили колдовское царство: купола, замки, площади, космодромы, парки для развлечений и гуляний и открытое ристалище, на котором рыцари, закованные в космолеты, состязались, добиваясь сексуального расположения генетически модифицированных мамзелей с коническими грудями и такой же формы шляпами. Вопли, доносившиеся с места состязания, на самом деле были звуками нот, извлекаемых из недр реактивных двигателей. В царской ложе ворочался и возился Карл, то и дело ударяясь плечами о ее края в попытке укусить свои же собственные колени. Со стороны можно было услышать только приглушенные трепыханья и гулкие тяжелые улары, предсмертные муки гигантской моли.

Жильцов башни, в которой проживал Дэрмот, не устраивало отведенное им жизненное пространство. Они рассчитывали на большее. Немногословные мужчины с самодовольно надутыми губами и плоскими кепками, сдвинутыми на глаза; рукава закатаны, брюки подпоясаны толстыми кожаными ремнями. Тысячи этих мужчин сталкивали шкафы с балконов, после чего со шкафами начинали твориться всякие чудеса. Гвоздями к ним приколачивались сараи, к сараям же, в свою очередь, на клепках прицеплялись теплицы и оранжереи. Подобно зубчатым подъемным блокам, эти кратковременные конструкции парили в темном небе.