Уилл Селф - Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Ибо тенденция смотреть по сторонам, а не вглядываться в лица ближайших соседей, была настолько присуща обитателям клуба, что в результате получалось нечто похожее на «мексиканскую волну», когда болельщики на трибунах стадиона попеременно встают и садятся, создавая «круг на воде». Ричард позволил волне пытливых взглядов обрушиться на него, впитав все до капли. И сам, тем временем, принялся внимательно изучать комнату, чтобы рассмотреть всех присутствующих и вычленить в толпе тех, кого знал, кто заинтересовал его и кому было что предложить.

Однако Ричарду не пришлось долго выдерживать наплыва людского внимания, ведь в обычном своем углу сидел Белл, а подле него — божественная, недоступная и от этого еще нестерпимей желанная Урсула Бентли. Пульс Ричарда учащенно забился — лысый тип в тренчкоте был забыт в тот же миг. Тодд Рейзер тоже был с ними, равно как и прочие прихлебатели. Прозрачные черные глаза Белла встретились с глазами Ричарда с расстояния десяти метров — с крошечного стеклянного горизонта, образованного краем бокала мартини, который держал в руках Белл. Белл поднял палец и постучал им ровнехонько по центру собственного лба. Это был фирменный жест Белла — во всяком случае, один из. Он означал: «Можешь приблизиться»… или, точнее: «Пожалуй, я снизойду до общения с тобой». Ричард поспешил к нему.

Разумеется, об одной группе посетителей клуба я не упомянул выше. О той самой, малозначительным членом которой и являлся Ричард. А именно: поденщиков от журналистики, ибо если и был raison d᾿être [2] Разумное основание, смысл (существования) (фр.). клуба «Силинк», то лишь в генерировании темной и сырой атмосферы, столь плодотворной для грибницы полуночных сплетен. Словом, сырой погреб большого города.

Соотношение поденщиков от журналистики и прочих посетителей клуба составляло приблизительно один к одному. О нет, то не были журналисты с принципами или закаленные в боях репортеры. Никто и не думал о том, чтобы не так сильно нагибаться над барной стойкой, дабы ослабить давление на шрам от заряда шрапнели, настигшей его, когда он освещал Балканский кризис. Никто не кучковался в уголке, чтобы на полном серьезе изложить остальным, что она думает по поводу неокейнсианских тенденций в деятельности Министерства финансов (в частности, в новых ограничениях на выдачу займов в государственном секторе экономики). Абсолютно ничего похожего.

Поденщики от массмедиа, собиравшиеся в «Силинке» потрепаться в баре, потрескать в ресторане, «повтыкать» в телевизионной, попинать мяч в комнате для игры в настольный футбол и поплестись в сортир — занюхать щепотку «порошка», занимали совершенно иную нишу в пищевой цепи массовой культуры. Они промышляли передачей избитого, трансляцией банального и распространением никому не нужного. Они писали статьи о статьях, делали телепрограммы о телепрограммах и комментировали чужие высказывания. Они вращались в самых поверхностных, самых тонких и эфемерных слоях околокультурной рефлексии, постоянно разыгрывая диалоги общества с совестью, безусловно, имевшие резонанс — но не громче, чем от постукивания скрепкой по одноразовой тарелочке из фольги.

Как и многие, коротавшие вечера в этом баре за никчемными беседами, днем Ричард трудился в шахте по добыче слов открытым способом, выдавая на-гора вагонетки бессмысленных статеек. Номинальной его работой было сочинение заметок для колонки светской хроники и обзора разного рода премьер и новинок одного ежемесячного популярного журнала, посвященного обзору текущих и анонсу будущих событий в театральной, художественной, — то есть культурной жизни города; он подрабатывал — строчил совершенно лишенные темы тематические статьи в мужской модный журнал, расписывая преимущества прессов для глажки брюк, ароматерапии и скибординга.

Какова его роль во всем этом, он не знал — все было для него новым и неизведанным. Еще в прошлом году он работал в отделе новостей добротной старой газеты, испокон века издававшейся в старинном уютном городке на севере страны. У него была подружка, которая очень хотела родить ребенка, и квартирка, в которой, в свою очередь, хотелось установить перегородку.

И вдруг пара статеек, написанных им по собственной инициативе и отправленных наугад в несколько лондонских журналов, пришлись тем по вкусу. И снизошла волна похвалы на подошвы его ботинок, и понесла их вместе с обладателем к столу главного редактора, где поднялась и прихлынула к языку, который заявил, что он, Ричард, уходит с работы; после чего опустилась ниже, к мужскому достоинству, побудив оное покинуть уютные муслиновые недра вагины его подружки. И Ричард подался на юг — в географическом смысле.