Макс фон дер Грюн - Лавина

Шнайдер задумчиво положил трубку. Потом, не долго думая, снял со стены фотографию: на праздновании сорокалетия службы Гебхардта Бёмер вручает ему грамоту и золотые карманные часы.

Шнайдер вынул фотографию из рамки, вложил ее в целлофановый пакет, который нашел на столе для хранения документов, и вышел из кабинета. Будто одержимый, он помчался вниз по лестнице, а я за ним, не спрашивая, куда он так устремился. Во дворе он открыл свою машину и крикнул мне поверх крыши:

— Поезжайте со мной, господин Вольф, давайте сразу же установим истину. Нам надо выяснить, проделал ли все это Гебхардт один, или у него были помощники.

По дороге Шнайдер сказал:

— Согласно почтовому штемпелю, срочные письма были сданы вчера между двадцатью и двадцатью двумя часами. Есть служебный график, и можно легко выяснить, кто в это время дежурил в ночной смене.

— Почтовые служащие не обязаны давать справки посторонним, — сказал я.

— Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю.

У окошка главпочтамта Шнайдер спросил у дежурного чиновника, бородатого мужчины лет сорока, кто дежурил вчера ночью. Чиновник холодно смерил его взглядом, но Шнайдер, смеясь, добавил:

— Знаете, я вчера вечером отправил с курьером кучу писем и заплатил пятисотмарковой купюрой. И только дома обнаружил, что ваш коллега переплатил мне сдачи на целую сотню. Хочу вернуть ему эти деньги, чтобы он спал спокойно.

— Ну, раз так, — ответил чиновник. — Конечно, я знаю этого коллегу. Подождите минутку, я напишу вам его адрес, он определенно сидит дома.

Минуты через две он вернулся и протянул Шнайдеру записку.

— Вот его адрес. Передайте ему от меня привет, пусть сегодня примет рюмочку, у него есть на то все основания.

Мы нашли почтового курьера в районе Дорстфельда, в своем саду за домом. Он удивленно посмотрел на нас, когда мы вошли через узкую садовую калитку. Шнайдер сунул ему прямо в лицо фотографию и спросил:

— Господин на фотографии, слева, вчера вечером сдал вам кипу срочных писем для отправки. Не припомните ли его?

— Да, — сказал почтовый курьер, бросив взгляд на фотографию. — Да, припоминаю. Такое количество срочных писем так скоро не забудешь. Разве что-нибудь не в порядке?

— Спасибо, — ответил Шнайдер, и мы ушли из сада так же стремительно, как и явились сюда. Почтовый курьер, ничего не понимая, смотрел нам вслед.

По дороге на завод Шнайдер тихо рассмеялся.

— Как видите, — сказал он, — нападение врасплох всегда ведет к успеху. Теперь у нас есть бесспорное доказательство, и остается только узнать, почему Гебхардт это сделал. Зиберт, кажется, к этому не причастен. Вы сегодня вечером дома?

— А что?

— Если вдруг я еще что-нибудь надумаю. Сегодня мы больше ничего не сможем сделать. По праздникам город вымирает.

Он остановился на заводском дворе рядом с моей машиной и, когда я выходил, добавил:

— Хорошо, что близнецы уехали во Францию на похороны гранд-дамы. О письме Гебхардта они узнают, но к тому времени, я надеюсь, страсти улягутся, а Гебхардту — каюк. А теперь пойду повешу фотографию на место.

Когда поздно вечером перед самым ужином я вернулся домой, Криста даже не спросила меня про демонстрацию, о которой я ей наврал. Она была так поглощена стряпней, что вся раскраснелась и приветливо поздоровалась со мной. Я уклончиво промолчал, прикинувшись усталым. Была приготовлена баранья нога с артишоками.

За ужином Криста спросила:

— Были неприятности?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Потому что ты уж слишком неразговорчив.

— Разве?

— А как демонстрация?

— Ничего значительного.

— Почему ж тогда тебя так долго не было?

— Встретил знакомых. Ты ведь знаешь, как бывает, так скоро не отделаешься.

— Тебе нужна завтра машина?

— У нас, правда, завтра заседание правления, но можешь ее взять. Поеду на трамвае.

— Собственно говоря, за тобой должны бы прислать служебную машину, ведь ты не для собственного удовольствия поедешь на завод.

— Ты права. Попрошу Шнайдера.

— Попросишь? Нет, потребуешь. Ведь, в конце концов, ты представляешь интересы близнецов.

— Ты права. Но в любую роль надо еще вжиться.

— Когда ты подпишешь договор? Близнецы давно уже подписали.

— Завтра. Перед заседанием.

— Будет мало времени. Возьми такси, пусть его тебе оплатят.

Глупо было выдумывать эту демонстрацию, но я надеялся, что Криста не узнает о моей лжи. Продолжавшаяся уже несколько недель забастовка печатников могла бы мне помочь: ежедневные газеты, если они вообще выходили, печатались только на четырех страницах, давая лишь краткий обзор международных новостей, местная хроника почти начисто отсутствовала.