Адель Уолдман - Милый друг Натаниэл П.

Тем не менее он сделал все, что можно было ожидать от него в сложившихся обстоятельствах. Отправился с ней в клинику и ждал, пока там это делали, сидя на практичном, спального типа диване в компании меняющихся девчонок-тинэйджеров, с маниакальной одержимостью тыкавших пальцами в кнопки на крохотных панелях своих сотовых. Когда все кончилось, он отвез ее домой на такси. Они провели вместе на удивление приятный день в ее квартире – пили вино, смотрели кино. Он вышел только раз – купить кое-что в аптеке по выписанному ей рецепту и принести немного продуктов. Когда около девяти он собрался уходить, Джулиет проводила его до двери.

– Сегодня все прошло не так плохо, – сказала она, пристально глядя на него, – как могло бы.

В тот момент он тоже испытал особенную нежность и, смахнув с ее щеки прядку волос, на секунду задержал ладонь на ее щеке.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через все это.

Через несколько дней он позвонил: узнать, как она себя чувствует.

– Немного побаливает, но я в порядке.

Он сказал, что рад это слышать. Потом возникла долгая пауза. Нейт знал, что должен добавить что-нибудь легкомысленное, как-то пошутить, что ли… И даже открыл рот. Но тут же запаниковал: звонок повлечет за собой бесконечную цепь других, день, проведенный в квартире Джулиет, потянет регулярные походы в кино, и все это будет приправлено чувством долга и почти пугающим квази-флиртом.

– Надо бежать. Рад, что тебе лучше.

– О… – выдохнула Джулиет. – Ладно… Тогда… пока.

Наверное, ему бы следовало поддерживать контакт. Сворачивая на улицу, где жила Элайза, Нейт признал, что мог бы спустя какое-то время позвонить или отправить емейл. Но тогда он не знал, будут ли его звонку рады. Не исключено, что он был бы воспринят как болезненное напоминание о чем-то, что она хотела бы забыть, оставить в прошлом. Да и что бы он, позвонив, сказал?! А потом отвлекли другие дела, закрутила жизнь…

Джулиет могла бы и сама позвонить.

Он и так сделал больше, чем многие другие парни на его месте. И его ли вина, что ничего такого он к ней не чувствовал? Мог бы, по крайней мере, – что?

Открытую настежь входную дверь в дом Элайзы подпирал большой камень. Свет из холла лежал желтой аркой на бетонной ступеньке. Перед тем как войти, Нейт остановился, перевел дух и пригладил ладонью волосы. Ступени за порогом прогнулись и жалобно застонали под ногами. На площадке пахнуло жареным луком. После секундной паузы дверь распахнулась.

– Нетти! – воскликнула Элайза, обнимая его за шею.

Хотя они и расстались более года назад, квартира Элайзы на верхнем этаже городского дома в облагораживающемся Гринпойнте все еще воспринималась им почти как собственная.

До ее переезда стены здесь были оштукатуренные и оклеенные пестрыми, «в цветочек», обоями. Толстые, неровные половицы прятались под ковром. Владелец дома, Джо-младший, однажды показал им старые фотографии. Прежняя квартиросъемщица, престарелая полька, прожившая здесь больше двадцати лет, уехала к дочери в Нью-Джерси. Джо-младший снял ковер и сбил штукатурку с внешних стен. Его отец, купивший этот дом в 1940-х и перебравшийся потом во Флориду, сказал, что он рехнулся. Джо-старший считал, что гораздо лучшим капиталовложением была бы посудомоечная машина или новая ванна. «Но я сказал, что этим классных жильцов не заманишь, – объяснил Нейту и Элайзе Джо-младший, меняя в тот день несколько плиток в ванной. – Сказал, что люди, которые платят большие баксы, сходят с ума по ваннам на ножках. Это дело вкуса, сказал я ему. – Джо-младший повернулся к ним, держа в толстых пальцах банку со шпатлевкой. – И я оказался прав, так ведь?» – добавил он весело, и его лицо осветила широкая улыбка. Нейт и Элайза, державшие друг друга за руки, нерешительно кивнули, не зная толком, как следует реагировать на столь откровенное – и ловкое – причисление их к разряду простофиль…

Нейт помог Элайзе покрасить две некирпичные стены в бежевый цвет, контрастировавший с темным кирпичом и кремовым ковриком под софой. Обеденный стол они купили в «Икеа», а стулья и шкаф в прихожей принадлежали ее дедушке с бабушкой. (Или прадедушке с прабабушкой?) Книжные стеллажи почти достигали потолка.

Сейчас он ощущал это узнавание как некий укор. Прийти сегодня его заставила Элайза. «Если мы в самом деле друзья, то почему я не могу пригласить тебя на обед в небольшой компании?» – спросила она, и он не нашелся, что ответить.

На софе расположился его друг, редактор журнала Джейсон, давно пытавшийся залезть к Элайзе в трусики, попеременно то раздражая, то веселя этим Нейта. Небрежно откинувшись на спинку, он потирал ладонями затылок. Неуклюже разведя колени, Джейсон как будто старался оставить на мебели по возможности больший отпечаток себя. Рядом с ним сидела Аурит, еще одна подруга Нейта, недавно вернувшаяся из Европы, куда ездила с исследовательскими целями. Она разговаривала с Ханной – с этой девушкой Нейт уже встречался несколько раз в разных местах, – худенькой, с дерзко выпяченной грудью писательницей, вполне симпатичной, несмотря на довольно угловатые черты. Почти все признавали ее милой и умной или умной и милой. Двухместный диванчик заняла знакомая Элайзы по колледжу. Имя ее вылетело у него из памяти, а спрашивать было неудобно – слишком уж много раз они встречались. Он знал, что она юрист. Ее слабовольный, судя по подбородку, спутник был, вероятно, тем самым банкиром, за которого она жаждала выйти замуж.