Алексей Федотов - Наследники Ост-Индской компании

— Вот Аристарх, — ткнул пальцем настоятель, снявший рясу и наперсный крест и расстегнувший верхние пуговицы на рубашке, — ты думаешь, он просто так? Нет, он не такой как мы! Да я ведь рассказывал тебе…

— Рассказывал, — подтвердил отец Василий, который тоже захмелел, но держал себя в руках. — Несчастье более талантливых – в более остром ощущении мира вокруг. Они видят и чувствуют все лучше нас – в этом их дар и их проклятье. Мы можем в силу образования и профессиональных качеств где‑то даже понимать их, но нам не дано чувствовать то, что чувствуют они. И в этом наше счастье. Мы не перенесли бы безмерной боли этого острого, ни с чем не сравнимого ощущения жизни в том смысле, в котором мы не готовы пока не понять ее, ни принять. То, что мне рассказывали о вас – достойно уважения, — повернулся он к архимандриту Аристарху.

Тот благодарно кивнул.

— Как писал Жан Поль Сартр в его, так и не поставленном сценарии «Фрейд», «чтобы погружаться во тьму душ, не губя собственную душу, надо быть чистым как ангел», — продолжил отец Василий. – А кто из нас может назвать себя ангелом? Мы исповедуем, да, но разве мы меняем души тех, кто к нам приходит? Иногда мне хотелось бы тоже стать таким старцем…

— Думаю, что не стоит, — мягко заметил отец Аристарх.

— Вы правы, — сразу же согласился гость. — Можно вспомнить слова Гераклита о том, что людям не стало бы лучше, если бы исполнилось все, что они желают.

— Ну, ты и зануда! – сказал хозяин и налил еще по рюмке. – Неужели своими словами нельзя говорить?

— Да я как‑то привык… — засмеялся отец Василий. И опять обернулся к архимандриту Аристарху:

— Я слышал, вам пришлось перенести много испытаний?

— Не очень.

— А вы так спокойны! Впрочем, по меткому замечанию Канта человек, который ненавидит, обеспокоен в большей степени, чем тот, кого ненавидят.

— Им так и положено.

Настоятель опять наполнил рюмки и решил разрядить обстановку:

— Джером К. Джером в свое время дал достаточно остроумный совет: «Восторгайтесь красотой урода, остроумием дурака, воспитанностью грубияна, и вас будут превозносить до небес за светлый ум и тонкий вкус». Я поступаю именно так и ни разу не пожалел.

— Ты известный дипломат, — засмеялся гость. – Только всем об этом не рассказывай. Не нужно выворачивать свою душу наизнанку. Мне всегда вспоминаются слова Сартра «Если вы снисходительны к себе, снисходительные люди будут вас любить; если вы растерзаете соседа – другим соседям будет смешно. Но если вы бичуете свою душу – все души возопят».

— Не нужно душу наизнанку выворачивать, — подтвердил архимандрит Аристарх. – А как в Англии относятся к религии?

Отец Василий начал издалека:

— Английская литература конца 19 – начала 20 века пропитана ожиданием чего‑то загадочного. От своеобразного романтизма Оскара Уайльда мы восходим к мрачной мистике Вирджинии Вульф – поэзии, в которой истина является нам изменчивой, зыбкой, неуловимой. В ее творчестве, как и в трудах ее единомышленников, чувствуется желание объединить музыку и прозу, стихи и живопись. Желание выйти за грани того, что определяет канон, в то же время ограниченность временными и вещественными рамками – все это делает борьбу беспредметной и жизнь бессмысленной… Признаться, мне жаль англичан, да и не только их, когда наиболее талантливые люди, разбрасывались в поисках эфемерной «истины» и не видели настоящую Ее возле себя и, в лучшем случае, просто вписывались в рамки нашего «общепринятого» мещанского мироощущения…

— Я бы сказал, что все это вообще не о том, — возразил архимандрит Петр. – В Англии есть и Льюис, и Честертон, и Толкин и, конечно же, митрополит Антоний. Но мы поговорим об этом завтра днем, если тебе это интересно, отец Аристарх. У Православия в Англии есть уникальный опыт, который митрополитом Антонием был описан. Правда, там есть и сложности, но тебе они ни к чему. Ты не обидишься, если мы посидим еще вдвоем – ты трезвый, а мы уже нет, и у нас есть о чем поговорить друг с другом?

— Конечно же, нет, — сразу встал отец Аристарх. – Но завтра с интересом послушаю о православной Англии.

Каким стал интернат

А интернат разительно изменился. Валерий Петрович за те полгода, которые там лежал, сумел на себе почувствовать каково его пациентам. И сделал все, чтобы переломить ситуацию.

Среди прежнего состава коллектива были те, кому доставляло удовольствие издеваться над больными, например, как бы случайно уронить на них что‑то тяжелое или пролить судно. Поэтому некоторых сотрудников пришлось уволить, но многие относились к пациентам плохо, только потому, что так здесь было принято и достаточно легко приспособились к новым порядкам.