Olga Koreneva - Интимный портрет дождя или личная жизнь писательницы. Экстремальные мемуары.

—Ты что, оглохла? — сказал Савка-Сопля и ткнул меня локтем в бок. С сигаретиной в уголке рта, небрежно прислонясь к скамейке, Сопля стал глядеть куда-то мимо и говорить:

—Ты чего не в школе, с уроков смылась?

—А где твои сопли? — злясь, спросила я.

Нигде нет спасенья, даже в чужом дворе. Хочу одиночества!

—А ты читала «Синюю птицу»? — печально спросил Савка.

—Я ела паштет из Синей птицы! — крикнула я, схватила портфель и убежала.

В тот день нас принимали в пионеры. Скучно, торжественно, под барабанный бой комсомольцы повязали нам на шеи красные галстуки, мы хором произнесли клятву... III.

Задыхаюсь, сердце где-то в горле уже колотится, ноги бегут только по инерции, он догнал меня между четырнадцатым и пятнадцатым этажом, вжал в стенку возле мусоропровода, прижался губами к моим губам... Савка, вовсе на Гамлета не похожий, густо кучерявый, с шершавыми щеками, уже без соплей. Он пах табаком и вином.

Теперь пора ночного колдовства. Скрипят гроба и дышит ад заразой.

Сейчас я мог бы пить живую кровь И на дела способен, от которых

Отпряну днем...

Своей лучшей подруге, Машке Мотиной, я рассказала по телефону, что целовалась. Это было в тот день, когда я отказалась вступать в комсомол.

Сбежала вниз по лестнице, на ходу застегивая куртку, выскочила во двор и сразу вляпалась в грязь. Этот промышленный район, где живу после детства, так непохож на наш большой двор с липами и акациями возле скамеек, с персидской сиренью на газонах перед подъездам…В те давнишние бесконечные дни и годы двор для нас был целым миром, и школьный двор, где мы с Машкой подрались, и чужие тоже... И серая казармообразная школа через дорогу… Десять лет назад... Эпоха... Сейчас, спеша на работу в мерзкую газетенку, где батрачу после вуза, с осадком горечи в душе смотрю на липы и скамейки, похожие, но не те, на автобус, такой же замызганный... Не то... С утра все валится из рук: пролила чай на светлую юбку, пришлось переодеться, и вот опаздываю...

Чертыхаясь, двинула через газон прямиком, сокращая путь. Больно царапнула ногу — ветка, куст. Ну, уж если начнет невезти, так и будет — порвала чулок...

Втискиваюсь в автобус, перебираю свои беды. Вот, думаю о себе, выискалась отчаянная, «мл.кор.» позволяет себе писать проблемную статью, да не нужны газете проблемы, ей кроссворды да гладенькие репортажи нужны, мини-очерки об умельцах, интервью с интересными людьми, чего-нибудь популярненького подкидывай давай... А проблемы — ни-ни, не ковыряй... Ну и мурыжут мой материал, переносят без конца, вот зачем, де, это писать, о замордованных жизнью матерях, в основном одиноких, с детьми-инвалидами, о своеобразной нашей социальной системе, превратившей женскую часть населенья во что-то непонятное, в каких-то зверьков... Зачем в этом копаться?..

Залежалась статья. Что ж, поделом... Однажды кто-то брякнул что-то о новом журнале. Разузнала про журнал подробнее, потом как-то по пути, пару недель назад, забросила статью туда, заранее не надеясь, а так, для очистки совести и с тайной злостью. «Без зверства, сердце! Что бы ни случилось».

Главредом там был писатель — его имя мне было уже известно, читала его рассказ в молодежной газете и врез о нем самом — что молод, талантлив, долго не печатался, не мог пробиться на страницы прессы, и все такое... Рассказ мне до сих пор помнится, отточенный и наполненный горечью. Очень откровенный рассказ...

Выскакиваю на остановке. Чулок совсем поехал, в редакции зашью... Накоплю денег, куплю джинсы...

В обед, дождавшись, когда все ушли, шарила в столе — искала нитки с воткнутой иголкой. Вот пропасть, найдешь тут среди конвертов, клея, маникюрных пилочек, тьфу...

Зазвонил телефон. Нехотя взяла трубку. Чего звонят в обед, не понимают, что ли, нет же никого... Незнакомый мужской голос отрекомендовался главным редактором нового журнала, сообщил, что статью мою прочел лично, считает интересной и нужной, будет готовить к печати, но есть правка, которую следует обсудить вместе.

— Могли бы вы подъехать? Когда?

Взмокла, заколотило в висках. Сдавленно выжала, что да, сейчас, в течение часа.

Мой материал — в журнал?

Неслась, не чуя ног, летела через месиво талого снега, разбухшую глину, через лужи с радужными бензинными разводами, не стала ждать автобус, рванула через дорогу ловить такси — машина резко тормознула, таксист ругнулся и буркнул:

— Шальная! Под колеса-то соваться зачем?

Шоссе, ставшее вдруг слишком контрастным, яростно резким, мчалось навстречу, грязные брызги разбегались по ветровому стеклу...