Olga Koreneva - Интимный портрет дождя или личная жизнь писательницы. Экстремальные мемуары.

Наш Волк им приглянулся, и пастух стал просить, чтобы мы его продали. Но наша семья наотрез отказалась.

—Дык эта ж не ваша собака, — сказал пастух.

—И не ваша, — ответил отец.

—Наша, — отрезала мама.

—Это не собака, а волк, он к нам из лесу прибежал, — встряла в разговор я.

—Ну вот, е-мое, псина чужая, — сказал пастух. — А ежели я хозяина приведу?

— Приводи, — сказал папа и увел Волка на веранду. Спустя несколько дней, поздно вечером, когда вся наша семья играла на кухне в домино, а Волк лежал возле калитки во дворе, вдруг послышались какие-то вопли. Они доносились снаружи. Мы сразу почуяли неладное и выскочили из избы. После яркого домашнего света тьма казалась непроглядной, ни зги не видать. В тишине вечера все звуки словно усиливались — яростный треск, крики, злобное рычанье со стороны калитки. Папа сбегал за фонариком и высветил угол двора. Мы увидели пастуха с сыновьями, цепь с ошейником, винтовку. Не винтовку — дробовик. В то время я не разбиралась в ружьях, да и теперь почти не вижу разницы.

Я сразу поняла, что произошло. Они хотели в темноте увести Волка, приманив его косточкой. Но наш пес набросился на них, повалил и принялся катать по земле...

Папа отозвал Волка на веранду. Пастухи пообещали застрелить собаку, выкрикивая, что бешеная псина покусала их.

Мы спрятали Волка в комнате. Потом папа отвез его в дальнюю деревню и отдал какому-то человеку. Мы с братом очень горевали, хотели найти, колесили на велосипедах по деревням (нам не сказали, куда именно был отдан пес), но тщетно.

Вскоре у нас пропал Алтын. Через несколько дней мы нашли его мертвым в поле. Он был застрелен из дробовика. Мама долго плакала.

Дачный сезон заканчивался. Мы на семейном совете решили съездить в ту деревню и забрать Волка в Москву. Мы тревожились за судьбу собаки.

Но Волка там не оказалось. Новый хозяин сказал, что пес ночью оборвал цепь и ушел. Найти не удалось.

—Так вы его на цепи держали? — ахнула мама.

—А как же иначе? — последовал ответ. — Собака, она для цепи и есть.

Так у нас не стало Волка и Алтына. Я очень горевала по ним.

Меня всегда тянуло к кошкам и собакам. Я любила подкармливать бездомных животных. Хозяйские собачки подбегали ко мне, терлись об мои ноги и норовили вытереть о пальто свои мордочки. Этого никогда бы не сделал мой Волк.

Почему-то городские собачки, даже самые огромные с виду, напоминают мне морских свинок. Наверно, такова их сущность, суть искусственно выведенных пород, чтобы людям с ними было уютно и нехлопотно. И судьбы у них, соответственно, вовсе не «волчьи». Правда, сейчас появились агрессивные породистые собаки-монстры, бездумно уничтожающие все живое, если только хозяин зазевается и позволит сорваться с поводка. Что-то вроде роботов-убийц. Это намного хуже «морских свинок».

Много лет спустя у меня появился рыжий котенок Алтын. В отличие от того Алтына, этот — индивидуалист. Не позволяет гладить себя, теребить, не любит чужих, порой кусается. Он вырос в большого пушистого красавца, загулял и погиб во дворе. Ему было три года. Потом моя семья пополнилась еще одним зверем — веселым мохнатым щенком. Наверно, его выбросили, и он отчаянно голосил в подъезде. Казалось, что кричит младенец, я вышла посмотреть, и тут на меня налетел этот звереныш, сел на ноги и принялся грызть мои джинсы. Уйти удалось не сразу. И все-таки я вернулась и взяла его. В квартире он тут же все перевернул вверх дном. Ну и хлопот с ним стало! Я назвала его именем героя веселого диснеевского мультика — такой же смешной и шкодный. Не могла же я назвать его Волком. И не только потому, что он — другой...

Вначале я уже рассказывала про батарею, возле которой я любила сидеть в детстве, когда оставалась одна, и внутри которой бурчало, шуршало и послышалась фраза: «Человек — это замок с кодом». При чем здесь код? При чем замок? — думала я. — Замок запирает, а кодовое устройство... Скажем, забудешь код, или просто не знаешь, так и не откроешь. Конечно, простой код подобрать можно. Чем проще человек, тем легче ему жить. А люди сложные, незаурядные всегда мучались, маялись в этой жизни. Также, наверно, и животные. Я опять вернулась мыслью к Волку. Он был думающим существом. И не просто хорошо обученным сильным зверем. Он был личностью.

Оказывается, я любила родителей. Любовью мучительной, как остеохондроз — до боли в суставах, до тошноты. Сейчас, в зрелости, я полностью ощутила утрату.

В те далекие дни, после смерти матери, а затем — отца, я была поражена и напугана их тяжелой кончиной. Я долгое время жила в каком-то столбняке. В этом состоянии прошли мои студенческие и послестуденческие годы, потом была растерянность и злость. Я не желала ничего помнить и все же помнила. Я то была подмята депрессией, то искала эмоциональный выход, работала сразу в нескольких местах, чтобы забыться и чтобы выжить — так как осталась «без кола, без двора» в полном смысле. Работала корреспондентом в газетах и журналах, работала и диспетчером, и машинисткой...