Olga Koreneva: У ночи длинная тень. Экстремальный роман

Можно начать игру по новой. Но здесь это не сработало. И когда папа повез на дачу маму, бабушку и тетю Валю, случилась автокатастрофа, все погибли. Тут не было уровней. Просто смерть. А я просто не подумала, забыла, что папа пользуется ручным тормозом. Я решила – не заметил поломки, и классно, прошла очередной уровень… Потом умер пес Тенди, от тоски. Он больше всех любил папу. Считал хозяином. Не перенес. Так я осталась одна в большой квартире. Сперва была словно в ступоре, все делала по инерции. В голове не укладывалось, что все умерли. И никто больше не вернется. Хотелось перезагрузить программу жизни, и начать по новой. Ведь все неправда, просто там что-то разладилось, «зависло»... Похоронный агент сделал как положено, на поминках были родные и близкие, поминали в кафе рядом с домом, все формальности были соблюдены. Дачу продала, деньги с продажи, и все наследственные, положила на большие проценты. Институт бросила – зачем учиться, если и так все есть. Только ничего не хочется. Даже слетать на Кипр, о чем мечтала раньше. Даже играть. Уныние и чувство вины прочно поселились внутри меня.

А потом я пошла на кладбище. Эта кладбищенская ранняя осень, пронизывающая свежесть и покой, тесные ряды могил, людей почти нет – будний вечер. Только у часовни похоронный автобус и небольшая процессия – отпевают новенького. Мне уютно на кладбище, хорошо бродить меж могил. Я завернула в первый попавшийся ряд, и стала разглядывать памятники. Фотографии притягивали взгляд. И даты. Как эти люди жили, интересно?

- Это захоронения семидесятых - восьмидесятых, - раздался голос рядом. – Ты тогда еще не родилась.

Возле меня никого не было. Только голос. Не успела я удивиться, как появился буквально ниоткуда парень лет двадцати пяти в черном джинсовом прикиде, черной бейсболке, с блестящими черными патлами до плеч. Такими же, как у меня, только очень черными и слишком шелковистыми, с зеркальным блеском.

- Ты-то откуда знаешь? – проворчала я. - Сам еще не родился тогда.

- Ошибаешься, - усмехнулся он.

Его глаза отливали оранжевым блеском, что-то не встречала я таких контактных линз. Странный он какой-то.

- Хочешь, я расскажу тебе об этих людях, всю их жизнь, или часть ее? Ты не представляешь, что тогда было! Если интересуешься, конечно. Прошлый век, СССР, застой. Другие приоритеты. Раз уж ты забрела в эту аллею…

- Какой еще застой? – не поняла я.

- Эпоха застоя, может, слышала?

Он ловко перемахнул через металлическую ограду, и уселся на могиле.

- Иди сюда.

Не успела я и шагу сделать, как оказалась рядом с ним.

Признаться, я порядком струхнула.

- Ты кто такой, Ангел или Дьявол? – пролепетала я.

- Не то и не другое. В мире есть не только белое и черное. Существует еще и третья сила. Но ты хотела знать о жизни мертвых. Так рассказать вот о ней, к примеру?

- Ну, расскажи, - отозвалась я в полном замешательстве. В голове была лишь одна паническая мысль: что происходит?

- А ничего не происходит, - ответил он. – Просто ты разглядывала фотку на памятнике, красивое женское лицо с печалью в глазах, и захотела все знать о ней, и о других… ну слушай.

И он вдруг заговорил совсем другим тоном, в котором зазвучали мягкие женственные нотки, подцвеченные гулом толпы:

- Фильм кончился. Тесная лестница Дома Кино. Толпа спонтанно хлынула в разные концы фойе. В туалеты. Серпантин очереди. Она, - он кивнул на памятник, - остановилась в фойе возле зеркала, поправляя волосы.

- Девушка, познакомимся, а? Вы такая яркая.

Она фыркнула и отошла. Одно и то же, как заевшая пластинка. Да, такая. Лицо, бедра, ноги, умело подобранный грим, платье. Завистливые взгляды женщин… Ну и что? Ей тридцать. Одинока. Все, что осталось – квартира, письма, и собака Бара. Лохматая. Ласковая. Приблудная. Просто одинокая женщина с одинокой собакой. Виктора – мужа – убили вскоре после их свадьбы. Местные узбеки в Айнуре, где они гостили у ее мамы. За то, что русский – с узбечкой… Письма подруги, Зухры – когда еще учеба в Москве, практика, и пока не замужем – в них укор:

«Обрусела, обычаи родные позабыла, даже имя поменяла на… Ну какая же ты Света, ты Марждана, наша Марджана…», «Не мусульманка ты, насмотрелась там, в Москве, нельзя так! Нельзя мусульманке быть такой, беда будет!»

Вообще-то, она всегда была атеисткой, но никогда не афишировала это. Под личиной скромницы и молчуньи кипели бурные страсти. В душу лезли неудержимые эмоции, противоречивые мысли крутились в ее юной головке. Она пыталась подавить темперамент, но все внутри полыхало. Она была упряма и своенравна. Мать и родня пророчили ей раннее замужество…

Читать дальше