Брет Эллис - Лунный парк

Не просто Небывалия.

Но – страна Небывалия.

Страна Небывалия – вот куда уходили пропавшие мальчики.

Не просто Небывалия, а страна Небывалия.

Писатель потребовал немедленно набрать «страна-небывалия».

Это и был пароль.

И когда экран заполнило цифровое фото Клиэри Миллера, открывавшее длинное письмо, датированное третьим ноября и начинавшееся словами «Привет, РД», в комнате Робби вскрылась еще одна глубокая трещина. (РД – это Роберт Деннис.) Я замер, когда за моей спиной послышалось щелканье.

Не успел я обернуться, как раздался высокий визг.

Терби стоял в дверях, расправив крылья.

Это была уже не птица. Это было что-то иное.

Он стоял как вкопанный, но что-то шевелилось под его оперением.

Присутствие Терби – и все, что он наделал, – избавило меня от страха, и я рванул к нему.

Я схватил его, накинув на него джемпер, и ждал, как он на это отреагирует. Мультяшные губы под клювом раскрылись, обнажив неровный ряд клыков, о существовании которых я и не подозревал.

Черная морда блестела влажными глазками, перья встали дыбом, когда я набросил на него свитер.

Но когда я поднял игрушку, борьбы не последовало.

«О'кей, – сказал я себе, – Сара ее не выключила. Игрушка может разгуливать по собственному хотенью. Вот и пошла по коридору. И зашла в комнату.

Дверь я не закрывал. Просто Сара, уходя в школу, забыла выключить игрушку».

Я медленно стянул с Терби джемпер; птица неприятно пахла, была мягкой и податливой и слегка подрагивала в моих руках.

Я перевернул игрушку, чтоб выключить красный огонек на ее затылке.

Но, перевернув, обнаружил, что огонек не горит.

Это обстоятельство мгновенно вытиснуло меня из комнаты.

Страх, послуживший тому причиной, обернулся энергией.

Я поспешил в кабинет за ключами от машины.

Я бросил игрушку в багажник «порше».

Я специально направил машину к окраинам.

Писатель рядом со мной обдумывал события, отрабатывал свои версии.

Огонек не горел, потому что игрушку никто и не включал.

Игрушка, Брет, учуяла твой запах.

Она знала, что ты у Робби в комнате, и не хотела, чтоб ты обнаружил файлы.

Точно так же воскресной ночью она не дала тебе увидеть, что там происходило.

Когда она тебя укусила, она метила в руку, в которой ты сжимал пистолет.

Она что-то стережет.

Она не хочет, чтоб ты узнал правду.

Кому-то понадобилось, чтоб она окопалась в твоем доме.

А ты просто посредник.

Я должен был позвонить Кентукки-Питу и выяснить, где он раздобыл эту игрушку.

Я сказал писателю, что с ответа на этот вопрос потянется ниточка ко всем остальным.

О'кей: я купил эту штуковину в августе. В августе же умер мой отец, и…

Перестань, перебил меня писатель. Вопросов – целая империя, и ты никогда не сможешь ответить на них: их слишком много и они слишком злокачественные.

Вместо этого писатель требовал, чтобы я направился в колледж. Он хотел, чтобы я забрал «Отрицательные числа» – рукопись, оставленную Клейтоном в моем кабинете. Там ты и найдешь ответ, убеждал меня писатель. Но этот ответ в итоге повлечет за собой еще больше вопросов, ответы на которые я уже знать не хотел.

Было еще слишком рано, чтобы дозвониться до Пита, но я все равно набрал его мобильный и оставил сообщение.

В какой-то момент я просто притормозил у поля на безлюдном участке хайвея.

Небеса за окном разделились на две части: ту, что светилась яркой арктической голубизной, медленно покрывал пласт черных туч. Деревья облетали. Поле покрылось глазурью росы.

Я открыл багажник.

Писатель обратил мое внимание на джемпер, в который была завернута игрушка. За двадцать минут езды от Эльсинор-лейн до поля у шоссе красный джемпер-поло был изорван в клочья.

Я поднял Терби за крыло и тут же отвел глаза, потому что игрушка стала мочиться: тонкая желтая струйка из черной тушки расплескивалась об асфальт.

Писатель поспешил обратить мое внимание на ворон, рядами усевшихся на телефонных проводах надо мной. Я швырнул игрушку в поле, она приземлилась в позе сидя и недвижно замерла.

Над полем взвихрились листья.

Послышался шум речки, или это морские волны бьются о берег?

Терби почти сразу облепили тучи мух.

Со стороны – метрах в сорока – на меня глазела лошадь, и, когда мухи закружились над игрушкой, она вскинула морду и поскакала подальше в поле, как будто присутствие этой твари ее оскорбляло.

Убей его, прошептал писатель, прикончи прямо сейчас.

Меня не нужно уговаривать, сказал я писателю.