Брет Эллис - Лунный парк

– Вы хотите, чтоб я поверила, что это настоящий сон? – Она перевела взгляд на листок. – Окунь с огромной пастью погнался за вами в бассейне, вы скрылись от него в гидроплане и тут уже летите бизнес-классом, а на борту самолета написано имя вашего отца?

– Это мое подсознательное, доктор Ким. – Я пожал плечами. – А описываемые события вполне сойдут за причины моих истинных тревог. – Я вздохнул и сдался.

– Вы не сообщили жене, что снова употребляете наркотики, – сказала она.

– Нет, – я снова вздохнул и отвел глаза, – но она и так знает. Все знает.

– Вы до сих пор спите на диване?

– Это гостевая спальня! Я сплю в гребаной гостевой! На нашем гребаном диване невозможно спать.

– Мистер Эллис, кричать нет необходимости.

– Послушайте, – вздохнул я, – вписаться в этот мир оказалось очень непросто, и обязательства, которые на тебя накладывает положение мужчины, хозяина в доме или как там оно, действуют на меня угнетающе, как, впрочем, и тот факт, что – да, я снова употребляю, но только чуть-чуть, и выпиваю, совсем понемножку, и мы с Джейн, верно, не занимаемся сексом, а я завел интрижку с девушкой из колледжа, а другой студент, кажется, строит из себя персонажа одного из моих романов, а дочка Джейн, по-моему, совсем свихнулась, ей кажется, что на нее нападает ее ожившая игрушка, кроме того, она все время зовет меня папой, а Харрисон Форд хочет, чтоб я написал для него сценарий, и мне все время приходят эти безумные мейлы из Лос-Анджелеса, и это вроде как-то связано с моим отцом, и от этих пропавших мальчиков у меня душа в пятках, и все вместе это приводит к чудовищным конфликтам в моей психике… – Я запнулся. – Да и наш золотистый ретривер терпеть меня не может, – глубокий вздох, – так что не волнуйтесь, забот у меня хватает.

Тут я потянулся за листком, который она держала в руках:

– Отдайте-ка мне это.

Она не выпускала страничку и пялилась на меня. Я тянул на себя. Она не уступала. Наши взгляды замкнуло. В итоге я откинулся назад, тяжело дыша.

Она терпеливо выдержала паузу.

– Мистер Эллис, основная цель ваших визитов – это найти способ поближе узнать своего сына. Это важно. Это необходимо. Чтобы наладить связь с вашим сыном.

– Ну, с этим я практически разобрался. – Ничего лучше мне не придумалось.

– Не думаю.

– Почему же?

– Потому что в этом кабинете вы не сказали о нем ни слова.

На кухне Марта жарила в алюминиевом воке овощи на ужин, наверху дети готовились к Хэллоуину. На улице уже стемнело, но по пути от доктора Ким домой я заметил родителей, сопровождающих своих ряженых детишек в надвигающейся ночи, и принял это за дурной знак, что заставило меня притормозить возле винного магазина и купить бутылку «Грот совиньон бланк» и литр «Кетель уан», и, благополучно укрывшись у себя в кабинете, я вылил полбутылки вина в безразмерную кружку и спрятал оба сосуда под столом (мебель до сих пор была переставлена). Я пошатался по дому без дела. Коснувшись корзины с зерновыми батончиками на столике у двери, я вышел на улицу. Кто-то уже зажег свечки в тыквах. Виктор лежал на лужайке. Когда он мельком взглянул на меня, я ответил тем же, а потом взял фрисби и бросил в собаку. Тарелка приземлилась рядом с псом. Не меняя позы, он с презрением взглянул на нее, потом на меня, как на полного идиота, и – отпихнул мордой оранжевый диск.

Вернувшись в дом, я походил по гостиной и заметил, что мебель снова стоит на своих местах. Однако ощущение, что я вижу комнату с какой-то незнакомой точки, не отступало. Ковер казался темнее, потрепанней, и бледно-бежевый его цвет трансформировался в буро-зеленоватый, а утренняя уборка не справилась с покрывавшими его следами. Я легонько пнул один из них – след был большой, цвета пепла – и попытался разгладить ворс носком мокасины, как тут сверху донесся крик Джейн: «Нет, Эминемом ты не нарядишься!» – и дверь хлопнула. Я проглотил еще одну таблетку, допил вино, вылил из бутылки все, что осталось, и тихонечко направился вверх по лестнице в комнату Робби, посмотреть, как он там.

Приближаясь к двери, в нижней ее части я заметил пучок царапин, о которых Робби говорил сегодня утром, и хотя прорезы не были такими глубокими, как я предполагал, все же краска была ободрана, и я подумал, что, может, это просто Виктору не терпелось зайти. Из гостей наверх никто не поднимался, но тут я вспомнил распотрошенную подушку Сары, и в голове моей промелькнула мысль, что, может, Робби сам испортил дверь – проявление враждебности, попытка привлечь внимание, да что угодно, – пока я не понял, что на Робби это совершенно не похоже; для подобных выходок он был слишком пассивный и слабохарактерный. Тут я снова вспомнил Терби и разодранную подушку. На детей положиться нельзя – таблетки тому лучшее подтверждение. А тут еще Робби перешел с одних антидепрессантов на другие. С шести лет он страдал приступами беспричинного страха, и после моего приезда они лишь участились, так вот от них прописан был лувокс, а кто знает, какие там побочные эффекты? Его терапевт уверял, что никаких, кроме легких пищеварительных расстройств, но ведь они так всегда говорят, в любом случае, без лекарств Робби не мог и на стуле усидеть.