Мария Амор - Пальмы в долине Иордана

Сажали, как всегда, все вместе, но я чувствовала себя хозяйкой, потом уже самостоятельно высаживала новые деревца взамен не привившихся. По утрам я больше не лезу в общий грузовик, до плантации меня подвозит на тракторе Ури.

— Видал, через несколько лет мы завалим всю страну нашими манго! У нас будут разные сорта! — хвалюсь я. Ури недостаточно впечатлен. — Мои манго — одни из первых во всем Израиле! В Европу экспортировать будем и продавать там на вес золота!

— Ладно тебе, Сашка, — смеется Ури. — Подумаешь — фрукт выращиваешь! Тебя послушаешь, можно подумать, ты пенициллин изобрела!

Он довозит меня до плантации и оставляет там одну до обеда. Быть самой по себе приятно. Я брожу, мажу стволы известью, проверяю систему полива. Часов у меня нет, но когда солнце поднимается достаточно высоко и живот начинает бурчать от голода, с нетерпением принимаюсь высматривать свой транспорт. Трактора все не слышно и не видно, зато на соседний холм прибредает с своими козами арабский пастушонок. Делать ему нечего, и он следит за моими действиями, время от времени истошно покрикивая на своих подопечных. Это меня смущает. Во-первых, вокруг ни души, мало ли что ему в голову придет, во-вторых — даже пописать невозможно.

Наконец является Ури.

— Сашка, а давай я буду тебя охранять! — с восторгом придумывает себе важное дело этот болтун. — Ты так не смотри, — добавляет он. — Я — десантник, в ударных частях служил!

— Ну да, я окучивать, поливать буду, а десантник — на холмике посиживать и любоваться, как на меня глазеет еще один бездельник!

В последующие дни пастух продолжает выгонять своих коз на соседние совершенно лысые барханы. Видимо, ему интересно следить за моими опытными земледельческими приемами. Или за моими голыми ляжками. Может, выудить из-под кровати и приволочь сюда на всякий пожарный покрывшийся ржавчиной узи? Я представляю себе, как весь день огромная тяжелая махина будет хлопать меня по попе, — не бросишь же автомат за кустом! — и отказываюсь от этой мысли. К тому же, я не умею стрелять. Скажи я только слово, и, конечно, меня, неженку и слабачку, без малейшего военного опыта, охотно заменят на какую-нибудь более геройскую личность — скажем, Дафну, а то и Шоши… А может, установить добрососедские отношения — помахать пастуху рукой, или прокричать что-то идущее от сердца, вроде “Аллан у саллан”? Увидит, какая я милая, и сразу отбросит возможные дурные намерения, типа изнасиловать и убить сионистку в этом пустынном месте… А вдруг, наоборот, припрется развивать и углублять международную дружбу?…

На следующее утро я сменяю белые шортики, оставляющие половину задницы снаружи, на длинные холщовые штаны с множеством карманов. Один из них оттягивает перочинный ножик. В последующие дни каждый из нас торчит на своем участке, полностью игнорируя присутствие другого: мы напоминаем две половинки экрана, одновременно показывающие две не связанные между собой реальности.

Площадка перед столовой вроде форума. Вот и сейчас там жарко спорят Рони и Дафна.

— Все, — заключает Рони, — я звонил врачу, и вас необходимо проверить!

— Что за глупости, — машет рукой Дафна, нервно почесываясь, — я себя прекрасно чувствую!

Несмотря на возражения, Рони везет девушку и еще троих ребят в Нааран, в ближайший медпункт. Оказывается, они опрыскивали поле от какой-то напасти, и то ли ветер не в ту сторону подул, то ли сами из шалости или по ошибке окатили друг друга ядовитой жидкостью. Теперь у них берут кровь на анализ.

Небрежных работников отчитывают, раздают им маски, рукавицы, и на следующий день они опять выходят травиться в поле. Маски и рукавицы валяются на дне грузовика.

Больше всего пугают рассказы про иерихонскую розу. Несмотря на романтическое название, это вовсе не цветок, а след от укуса какой-то страшной здешней мухи. Говорят, что рана не заживает месяцами и навсегда оставляет тяжелый уродливый шрам.

— Рони, а если меня эта иерихонская муха в лицо укусит, ты меня все равно будешь любить?

— Особенно, если в нос, — уверяет Рони, — просто жалость, что она пока еще тебя не укусила.

Пока иерихонская муха вообще никого не укусила. Может, это просто часть фольклора — жуткие россказни отважных британских первопроходцев, посещавших в прошлом веке долину Иордана в сопровождении местных проводников и старательно отмечавших в дневниках, что белый человек в здешних местах выжить не в состоянии. Зато скорпионы действительно кусаются постоянно.