Артуро Перес-Реверте: Территория команчей

Это часто случалось с людьми их профессии. Когда ты, например, бежал сломя голову от ливанского танка в Нджамене, твоя законная половина обивала пороги судов в Барселоне, добиваясь развода. Но надо признать, что мало кто из военных корреспондентов сильно обижался на это: ведь, в конце концов, пока они изображали из себя героев, перебегая под огнем через улицу, и все такое, женщины вели ежедневную битву со школой детей, счетами за телевизор и газ и с одиночеством. Но Томас Альковерро принимал это близко к сердцу и никак не мог успокоиться. Он дольше всех корреспондентов проработал на Среднем Востоке и как-то ночью на пляже в Объединенных Эмиратах признался Барлесу, что надеется умереть в Бейруте, потому что в Испании у него уже не осталось знакомых. То же происходило и с Хулио Фуэнтесом из «Эль мундо», о котором говорили, что, когда он был молодым и красивым, то затащил в койку Бьянку Хаггер во время войны в Никарагуа, или это она затащила его в койку, – тут версии разнились. Потом у Хулио, как у Томаса и у многих других, была невеста, но она, устав оттого, что он все время жил в Сараево, сказала ему: «Все, привет, будь счастлив». После таких передряг для Хулио ничего не существовало, кроме войны; он грезил ею наяву, словно каждый день впрыскивал войну себе в вену шприцем. Поэтому Педро Хота, его шеф, решил послать Хулио в Италию, где тот теперь носил галстук и ездил на спортивной машине; и даже завел новую невесту. Но иногда по ночам у Хулио ехала крыша, и он просыпался в Боснии. Это был их обычный удел, как говаривал старина Легине-че, – нервные срывы, разводы и запои.

Барлес только открыл рот крикнуть Маркесу, что на дороге показались танки, как раздался первый орудийный выстрел. Теперь уже стреляли не наобум, – это был точный прицельный огонь по местам, прилегающим к мосту. Барлес бросился на землю, услышав сначала, как снаряд со звуком рвущейся ткани просвистел над его головой, а потом и сам взрыв, прогремевший за фермой. «Ниссан», – подумал он. – Хоть бы эти сукины дети не попали в «ниссан». Потом он подумал о Ядранке: «Хоть бы эти сукины дети не попали в нее».

Он поднялся, чтобы бегом пересечь последние десять метров, отделявшие его от Маркеса, и, поднявшись, увидел, что от кромки леса быстро бегут двое хорватских подрывников. В руках у них были автоматы Калашникова, и они очень торопились. Танк на другом берегу двигался медленно и неуклюже, словно шла замедленная съемка, но Барлес знал, что это оптический обман, вызванный расстоянием, – танки всегда движутся быстрее, чем хотелось бы.

Он с разбегу растянулся рядом с Маркесом на косогоре, и именно в эту секунду над их головами в том же направлении пролетел второй снаряд. Камера оператора была включена, и он, не переставая, снимал общий вид моста, но левым глазом следил за приближающимся танком, который пока не попадал в кадр; размытые маленькие фигурки виднелись за ним на дороге.

– Пехота, – заметил Барлес.

– Вижу, – отозвался Маркес.

К ним подбежали двое хорватов. Один из них, совсем молоденький, весь взмок в огромном бронежилете – такими пользуются подносчики снарядов – с длинным, болтающимся выступом впереди, который прикрывал его почти до колен, мешая парню бежать. Другой был здоровым усатым мужчиной. Оба были сильно возбуждены и, добежав до середины косогора, стали отчаянно размахивать руками.

– Они говорят, чтобы мы убирались, – перевел Барлес.

Маркес, внимание которого было приковано к мосту и к камере, даже не потрудился ответить. Тогда тот подрывник, что помоложе, подбежал поближе и подергал Маркеса за ботинок.

– Иди в жопу, – отозвался тот.

Третий снаряд угодил между косогором и кромкой леса, – точно в то место, откуда только что пришли подрывники, и поднятая взрывом земля вперемешку с травой посыпалась на дорогу. Все бросились ничком, плотно прижавшись к земле, – все, кроме Маркеса, не спускавшего глаз с моста. Наплевав на то, кто что скажет, Барлес надел каску. «Glupan», – сказал молодой хорват, глядя на Маркеса, что в переводе с сербско-хорватского означает что-то вроде «Ну и дурак», – и оба солдата бросились вдоль дороги к ферме, стараясь держаться под прикрытием косогора.

– Они сматываются, – сказал Барлес.

Ему тоже ужасно хотелось убежать, но есть вещи, которых делать нельзя. Прилаживая ремешок каски, он увидел, что из леса появились еще двое хорватских солдат, которые побежали через поле по направлению к ферме. Теперь с того берега стрелял пулемет, и за рекой возникали красные трассирующие линии; казалось, что, приближаясь, они набирают скорость, как разделительная полоса на шоссе, когда ты мчишься по нему на полной скорости.