Александр Чуманов - Брат птеродактиля

Мишка оформился в «Сельэнерго» в надежде с первого дня начать по столбам лазать, потому что — в чем он, конечно, ни за что б не признался — главную прелесть избранной профессии видел именно в этом. Но, увы, ему тотчас разъяснили старшие товарищи, что до настоящего электричества, как и до работы на высоте, его допустят не раньше, чем он сдаст кой-какие зачеты, притом не тотчас, а спустя несколько месяцев стажировки. Пока же придется на подхвате. И Мишка скис сразу. Хотя ненадолго. Потому что долго огорчаться в принципе не умел. Но некоторое недоумение по поводу происходящего держалось дольше: как старые электрики, имеющие всего лишь начальное образование да многолетнюю практику, представляют себе предмет, с которым повседневно и запросто имеют дело? То есть как они представляют электричество, если даже Мишка, имеющий семилетку и два года изучавший разные учебники, электричество, говоря по секрету, совершенно не представляет и относится к нему, как язычник к деревянному своему божеству?..

Аркашку же направили после техникума на завод искусственного волокна, где никаким машиностроением, разумеется, не пахло, но механический цех, само собой, имелся. Впрочем, слово «машиностроение» в Аркашкином дипломе не только кадровики, но даже и он сам не воспринимали слишком буквально. Поэтому назначение на должность мастера в ЖКО завода, где в слесарке стоял токарный станок, привезенный некогда аж из побежденной Германии и рассчитанный на изготовление фланцев, болтов, гаек и шпилек в течение двухсот лет, представлялось вполне логичным.

И там сразу Аркашку назвали Аркадием Федоровичем. Отчасти для того, чтобы отца уважить, отчасти, чтобы самого Аркашку, явно стушевавшегося, ободрить, а отчасти в шутку. Но только не из-за почтения к должности, потому что такое почтение у нас начинается даже не с начальника ЖКО, а еще на ступеньку выше. Однако следует заметить, что в дальнейшем отношение к Аркадию Федоровичу со стороны коллектива и отдельных товарищей по работе установилось умеренно уважительное, то есть подавляющее большинство обращалось к нему всегда на «ты», а величало — через раз. Что, вообще-то, вполне приемлемо для знающих свое место натур.

И возглавил Аркадий Федорович бригаду слесарей-сантехников да сварщиков, людей безотказных, незлобивых, чрезвычайно начитанных и по-своему даже милых, однако ужасно ленивых, безответственных и всегда готовых выпить-закусить. Впрочем, закусывать даже и не обязательно. С этими ребятами можно было замечательно проводить досуг, а вот добиваться производственных успехов — затруднительно.

И начинающий Аркадий Федорович, не чинясь отзывавшийся хоть на «Аркашку», с этим коллективом часто, особенно попервости, попадал впросак. Так, например, давал ребятам некое задание, которое выслушивалось внимательно и даже дельными соображениями сопровождалось — как побыстрей сделать дело да притом качественней — и преспокойно уходил в свою кондейку бумажную часть работы делать — составлять ведомости на мыло и рукавицы либо полученные со склада ценности списывать как продуктивно использованные. Уходил уверенный, что работа без него кипит, поскольку каждый трудящийся, считай, сам себе и совершенно сознательно трудовые рубежи наметил.

А через какое-то время Аркадий из кондейки выходил и с изумлением обнаруживал, что работа не сдвинулась с места и на миллиметр. А бригада все еще увлеченно обсуждает, как рациональней расположить по трассе задвижки «лудло» да половчее подобраться к проржавевшей трубе со сварочной горелкой, чтоб заваренная труба гарантированно не текла хотя б неделю-другую. И это в самом лучшем случае, поскольку в худшем — он не обнаруживал на объекте ни работников, ни списанных им ценностей, которые, увы, не на производственную нужду пошли, а налево.

Трудящихся-то после непродолжительных поисков удавалось обнаружить в каком-нибудь укромном закутке — кто ж на таких трудящихся позарится — чего не скажешь о ценностях…

Когда такое «чэпэ» первый раз случилось, Аркадий сгоряча накатал подробную докладную непосредственному начальнику Алексею Маркьяновичу. Мол, прошу принять строгие дисциплинарные меры вплоть до увольнения. Но начальник, а по общественной линии заводской полуосвобожденный парторг, душевностью своей напоминавший киношных старших политруков времен Отечественной войны, листок, исписанный мелким, четким Аркашиным почерком, внимательно изучил, аккуратно пополам сложил и под толстое стекло, на столе лежащее, подсунул. А потом провел с начинающим начальником кратенький, но емкий урок производственной политграмоты, сперва, естественно, кое-какие уточняющие вопросы задав.