«Я бы предпочел проиграть». Ему до сих пор слышался собственный голос, тонкий и полный праведного негодования.
«Что предпочитаете вы, абсолютно никого не интересует. Тысяча с лишним человек в округе рассчитывают получить свои два доллара в день выборов, и мы не собираемся разочаровывать их».
Бэрден капитулировал. С тех пор он всегда, хотя и без особой радости, покорялся существующему порядку вещей. В этом он был схож с женой президента, которая рассказывала ему, как однажды, в дни своей невинной юности, она пришла к мужу и сказала: «Франклин, для тебя прямо здесь, в округе Датчес, покупаютголоса!» На что президент рассмеялся и ответил: «Не беспокойся, дорогая, республиканцы их тоже покупают».
В конечном счете все дело в том, как далеко ты готов пойти. Ни президент, ни Бэрден не несут ответственности за развращенность избирателей. Пусть так— но правильно ли и дальше терпеть такое развращение? Вопрос звучал глупо. Надо делать все для того, чтобы победить, а сюда входит и купля-продажа голосов. Когда он согласился взять деньги Нилсона, он продал свой голос, и в моральном плане это ничуть не хуже, чем общепринятый обычай покупать голоса. Он утешал себя мыслью, что любой другой политический деятель сделал бы на его месте то же самое.
«Но я не любой другой», — сказал он себе, когда зал зааплодировал Мариан Андерсон. Он верил в честь. Родись он вовремя, он с радостью отдал бы жизнь за Конфедерацию. То, что южане сражались за неразумное, неправое дело, лишь заставило бы его драться еще упорнее, и, если бы пуля в Шайлоу попала в него, он упивался бы своей болью, в отличие от отца, который не видел ничего хорошего в человеке, считал человечество грубым, жестоким и обреченным и поэтому сам был обречен на безумие. Но отец все же был отмечен белым рваным шрамом, который тянулся от ключицы к левому плечу, и за это почетное отличие Бэрден отдал бы жизнь.
Какой стих на него нашел, спрашивал себя Бэрден, что заставило его закопать пулю? Какого бога хотел он умилостивить? Временное умопомрачение, решил он; при первом удобном случае он выберется в Манассас и откопает ее. Этот талисман ему еще пригодится. А тем временем он покончит с правлением нечестивого президента, и тысяча ударов по его самоуважению — ничтожная цена за победу в войне не менее значительной, чем та, в которой его отец получил этот шрам.
Вдруг сквозь пение Бэрден услышал гром; жара кончается, завтра будет хорошая погода.
I
— С Новым годом!
Китти Дэй подставила Клею щеку для поцелуя.
— С Новым годом. Где Инид?
— На вечеринке. Где же ей еще быть?
— Какой стыд! Я-то надеялась, что сегодня она придет.
Она никогда у нас не бывает. — Китти провела Клея в гостиную, где возле затухающего камина сидели Бэрден, Эд Нилсон и судья Хьюи, председатель комитета демократической партии штата.
— Клей явился один, — сказала Китти. — Инид загуляла.
— Не беда. У нас деловая встреча. — Нилсон подвел Клея к камину; Китти извинилась и оставила мужчин одних.
— Простите, что я так поздно, — начал Клей, повернувшись к Бэрдену, но тот перебил его:
— Не имеет значения. Да к тому же и судья только что пришел со званого обеда.
— Видел на прошлой неделе вашу матушку, — сказал судья, посмотрев на Клея так, будто надеялся услышать от него nolo contendeКe [22] «Не стану спорить» (лат.) — заявление обвиняемого в уголовном процессе, которое не лишает его права отрицать справедливость обвинений в последующем судебном разбирательстве.
. Мать Клея служила в банке в столице штата; вдовья доля ее скрашивалась небольшой пенсией и четырьмя детьми сестры Клея, которые давали ей массу поводов для жалоб и вместе с тем — для радости. «Никакой дисциплины! Да и можно ли ожидать чего-либо другого, если не прививать детям чувство ценностей…» Сама она строго руководствовалась чувством ценностей, проистекавшим, как она утверждала, из раздумий о Генри Клее, своем отдаленном родственнике, в честь которого она назвала своего единственного сына. Каждую неделю она усердно исписывала множество листов бледно-розовой бумаги своим четким почерком, пытаясь укрепить в сыне желание преуспеть.
— Вам следует чаще писать ей, — сказал судья, вынуждая Клея перейти к обороне. Разговор обещал быть нелегким.
— Я сам знаю. Письма — ее сильная сторона. — Он повернулся к сенатору. — То, что мы слышали, подтвердилось. Белый дом готовит законопроект.
Читать дальше