Это означало, что Зуттеру надо было оставаться здесь на ночь, и парень пришел ему на помощь. Чуть дальше находится «Белый крест». По субботам и воскресеньям там устраивают дискотеку, шум которой никому не мешает, так как здание расположено далеко за пределами деревни. А в будние дни здесь спокойно. С задней стороны есть особенно тихие комнаты. Зуттер спросил Ахмеда, с чего это он так заботится о тишине. Ахмед смутился. Он не имел в виду ничего такого.
В глазах Ахмеда Зуттер увидел свое отражение: расстроенный полуслепой старик, такие на своих ржавых тачках мешают дорожному движению. Это впечатление еще усилилось, когда он в присутствии механика долго шарил по карманам в поисках ключей от своей машины, которую тому надо было открыть. Ключи лежали на земле у его ног, Ахмеду оставалось лишь поднять их.
То, что Ахмед на своем эвакуаторе отвез его в очень спокойную гостиницу и обещал после завтрака приехать за ним на уже отремонтированной машине, было актом бескорыстной любви к ближнему или, если он исповедовал ислам, угодным аллаху делом. Багаж старика состоял из обшарпанного чемодана, рюкзака, перевязанного шнуром деревянного ящичка и мешка из-под картофеля, полного камней. Он не решился оставить свой хлам в машине, словно кто-нибудь мог на него позариться. Деревянный ящичек старик не выпускал из рук. Чтобы его легче было нести, Ахмед пожертвовал старику большую полиэтиленовую сумку. В ней он возил свой футляр для лазерных дисков. В эвакуаторе он запустил ненадолго вариации Гольдберга на темы Баха, потом подождал у дверей, пока не убедился, что старик в неглаженых брюках получил комнату в «Белом кресте».
У Зуттера с детства была любимая игра — погружаться в других людей, чтобы взглянуть со стороны на самого себя. Он с превеликим удовольствием напускал на себя карикатурный вид, чтобы угадать, что думает о нем сидящий напротив человек в трамвае. У Зуттера был дар внушать другим мысли, в том числе и такие, до которых те еще не додумались. В истории жизни людей он мог читать даже то, что с ними пока еще не случилось. Но Зуттер уже все знал наперед. И при этом не был пророком. Просто набор мыслей, чувств, волнений, находившихся в их распоряжении, он видел в лучшем раскладе, чем они сами. Иногда его представления приводили к вспышкам мысли, весьма похожим на прозрения. Его внутреннему взору открывался весь ландшафт личности. Он мог этот ландшафт расписать, но не спешил с этим; главное, у него «был» уже этот чужой образ.
Эта способность помогала ему, когда он писал свои репортажи из зала суда. Он без особых усилий угадывал, что происходит в головах незнакомых людей. И если они прятались за представлением, которое он создавал себе о них, это не шло им на пользу. Что касается представлений Зуттера о самом себе, то они были альтруистическими и потому для других слегка жутковатыми: что у него на уме? Да ничего. С какой целью он ими манипулирует? Да ни с какой, в любом случае без всякой выгоды для себя. Напротив: представлениям, которые были ему в ущерб, он втихомолку радовался и даже не без тщеславия полагал, что уж в этом-то его никто не перещеголяет. Неудивительно, что многие предполагали в Зуттере нечто зловещее. Он был вежлив и непроницаем. Людям хотелось понять причину такого его бескорыстия. Но он и сам не находил этой причины и готов был просто изобрести ее, чтобы услужить им. А может, это и было главным занятием его жизни, как для кошки наблюдение за людьми? «Вполне вероятно, что ты личность незаурядная, Эмиль, — сказал ему как-то товарищ по университету, — но слишком уж ты гибок. Ты далеко пойдешь».
Пока что он добрался только до гостиницы «Белый крест». При взгляде на фарфоровую табличку над дверью с надписью «комн. № 6» он вспомнил одно из изречений Руфи: «В такой дыре убьешь родного дядю». В ней выдержал бы разве что мертвец или человек, спящий мертвым сном. «Я позабочусь, чтобы как следует нагрузиться на сон грядущий, — проговорил Зуттер, обращаясь к полиэтиленовой сумке в углу, — не забудь только про скидку. Но не на шестьдесят процентов. Плохое красное вино тоже сгодится. Чтобы забыть то, чего я не знаю. Заглушить память о тебе. Я скоро вернусь и останусь до конца света. Заметят ли, когда он наступит? Внизу, в гостиной, он уже наступил: два человека и телевизор — можно ли представить себе что-либо более безотрадное? Неужто и впрямь конец света? И ничего больше не будет? Бывало, я пытался представить себе, что будет потом. Но что? Если ты знаешь, Руфь, держи при себе. Приготовься к сюрпризам, Зуттер, даже если тебе придется нелегко».
Читать дальше