Адольф Мушг - Счастье Зуттера

Но король был никудышной парой своей невесте, потому что у него совсем не было носа. Принцессе куда больше хотелось бы заполучить нос Фердинанда верного — да и его самого в придачу. Чтобы добиться своего, она решила показать королю свое волшебное искусство и сказала, что может отрубить человеку голову и снова водрузить ее на место, не причинив тому никакого вреда. Разумеется, Фердинанд неверный, о котором давно ничего не было слышно, посоветовал проделать этот фокус с Фердинандом верным. Но волшебница не обманула: она так ловко приставила отрубленную голову Фердинанда верного к телу, что одна только красная полоска выдавала то место, где они были соединены. Теперь и король решил попытать счастья. Отрубив королю голову, невеста все свое искусство употребила на то, чтобы голова не пристала к телу. Король так и не ожил, а она обвенчалась с Фердинандом верным. Вдобавок ко всему Сивка поднялся вдруг на задние ноги и превратился в принца, которому в сказке не нашлось применения; разве что это могло бы послужить утешением тем бедным родителям, от которых ушел сын. О Фердинанде неверном, которого следовало примерно наказать, тоже нет никаких упоминаний. Должно быть, он затерялся среди дворцовой челяди.

Это подозрение лишь мелькнуло невысказанным в голове Зуттера, так как Руфь спала глубоким сном, на ее лице не было выражения веселости, которое обычно озаряло ее сон. Оно казалось строгим и напряженным. Вдруг, не открывая глаз, она произнесла хриплым голосом:

— «Кто живет не по правде». Прочти и эту сказку.

Зуттер не мог понять, проснулась она или говорит во сне. Сказка с таким названием была ему неизвестна, он проверил по оглавлению: у братьев Гримм такой не было. Руфь, казалось, и не ждала ответа. Она повернулась в кресле и закрыла лицо рукавом пуловера.

Это не посмертная маска, подумал Зуттер. Если одна фраза может изменить ее так, как сама смерть. Он не верил, что смерть придает лицу определенные черты. С момента, когда она наступает, смерть уничтожает субстанцию лица, заменяет ее неопределенным выражением разложения. У человека нет лица для вечности, остается всего лишь гримаса, за которой ничего не кроется. Только для бренности есть у нас лицо; так камни, вынутые из воды, высыхая, теряют свой блеск. Любая фиксация убивает жизнь: и моментальный снимок, и пуля в грудь.

В нем не сложился какой-то определенный образ Руфи. Только в мгновения между бодрствованием и сном он видел ее образ как целое, но всегда в движении, никогда с четко обозначенным лицом. Черты ее облика были в слегка приподнятом плече, в ищущих движениях пальцев на спинке стула или в шаге, в движении тела от кухонной плиты к табуретке. Руфь старалась сделать этот шаг украдкой, чтобы он не заметил, как по ее телу пробегает дрожь и резкий толчок заставляет ее сесть. Устала от дневных тягот.

Когда Руфь закрыла лицо пустым рукавом пуловера, думал Зуттер, она услышала свой собственный голос и испугалась, что сходит с ума. Как он узнал потом у Фрица, она произнесла фразу из Библии, но услышала в ней только голос безумия. Вероятно, в этот миг она решила опередить не пожирающую ее плоть смерть, а безумие, которое вложило в ее уста чужие слова и заговорило голосом, не имевшим ничего общего с ее собственным.

Фройляйн Баццелль сопровождала его, когда он снова увидел Руфь. Она лежала в бомбоубежище для гражданских лиц на возвышении, застланном зеленым брезентом из синтетического материала, закутанная в армейское шерстяное одеяло, из которого выглядывало только ее лицо с застывшими глазами, которые так и не удалось закрыть. Подбородок ей подвязали шелковым, в красных узорах, платком, затянув узлом на голове.

Чтобы рассмотреть лицо, ему пришлось надеть очки, которые висели у него на цепочке на шее. Врач обратил внимание на спокойное выражение ее лица. Значит, умерла без мучений. Но и врачу не пришло бы в голову назвать улыбкой то, как сложились ее губы. Какая-то успокоенность витала над ее слегка приоткрытым ртом, какое-то лукавство после удавшейся проделки.

Его не оставляли наедине с покойницей. Среди находившихся в подвале была и пожилая женщина, ассистентка врача. Это она раздевала Руфь, когда врач установил смерть. На ее теле он нашел убедившую его причину, по которой она добровольно ушла из жизни. Он извинился перед Зуттером за то, что вынужден порядка ради отправить покойницу в больницу. Судебная медицина должна сказать свое слово, от вскрытия они скорее всего откажутся. Зуттер то ли кивнул, то ли покачал головой. Он стоял и не говорил ни слова. Если присутствующие и удивлялись этому, то не показывали вида. Бородатый рыбак, вытащивший Руфь из озера, поклонился ей, сложив на груди руки. Фройляйн Баццелль положила на шерстяное одеяло маленький цветок подсолнечника. Она срезала его в саду пансионата перед тем, как сесть в машину Зуттера, не забыв спросить, в состоянии ли он ею управлять.