Борис Евсеев - Пламенеющий воздух

Но вот совпадение!

Как раз во время пребывания членкора Косована в Романове полковник Бузлов был занят очередными разборками с МЧС, а жена его летала на семинар в Мьянму. Мэр тоже отсутствовал. Поэтому «жахать» можно было без опаски…

А тогда… Тогда в самом конце ресторанного вечера, внутренне переживая это самое «Как жахнем!», членкор сильно приободрился — он вспомнил волжских бурлаков, вспомнил знаменитое «Эй, ухнем!» в исполнении Федора Шаляпина… И тут же пообещал на полгода раньше, чем планировал, — то есть к 23 февраля будущего года — прибыть в Романов снова.

И уж тогда, убедившись в научной корректности эксперимента, в четкой работе всех теслометров и ветрогенераторов, торжественно и, вполне возможно, под это самое «Как жахнем!» — подписать приказ о начале системной ловли ветра.

— Ну а денежку вы уж сами ищите, — добавил тогда Косован, жмурясь и млея то ли от русской удали, все еще летающей в обнимку с эфиром высоко над Волгой, то ли от пальцев другой романовской красавицы Лели Ховалиной: пальцев быстрых, умелых, как тот эфирный ветер невидимых, но зато хорошо ощутимых…

Именно тем вечером, уяснив: денег от Москвы ждать не приходится (а они были очень, очень нужны: ветрогенераторов мало, тепловые аэростаты требуют дополнительной оснастки), именно тогда у Селимчика с Колей и возникла мысль найти страшно богатого, но до поры о своем богатстве ничего не знающего наследника! Найти незаконнорожденного или какого-нибудь давнего подкидыша — а такой при современных нравах вполне мог отыскаться — и через него качнуть денег из Абрамовича или Дерипаски, из Куроцапа или Прохорова. На худой конец — даже из Березовского…

Но теперь все это — и членкор Косован, и Трифон, и колебания насчет Дерипаски, и обоснованные сомнения по кандидатурам Березовского и Прохорова, — осталось далеко позади.

Успешно начатый взлетом двух аэростатов, Главный эксперимент был продолжен запуском всех романовских насосов и мельниц.

И поначалу все шло в штатном режиме: аэростаты летели навстречу друг другу, трехлопастные голландские мельницы, до того накрытые камуфляжной сеткой и охранявшиеся четырьмя амбалами в черной форме, мельницы, снабженные особыми ускорителями и датчиками, — своими лопастями (вытянутыми в струнку, а на концах слегка изогнутыми) дружно завертели…

Однако примерно через сорок минут работы один из самописцев, установленных в основном ромэфировском здании, вдруг показал: скорость эфирного ветра, на который воздействовали и снизившиеся уже до 800 метров тепловые аэростаты, и ветрогенераторы, внезапно скакнула выше расчетной! Вместо 3,4 — она составляла теперь 5,3 километра в секунду.

О том, что скорость эфирного ветра по мере приближения к земле слабеет, угасает, знали еще Морли с Майкельсоном. Чуть позже расчислили и шкалу угасания. Из этой уже набившей оскомину шкалы следовало: ниже трех километров скорость эфирного ветра снижалась только у самой земли. Но чтобы вдруг резко повыситься?

Пенкрат позвонил за реку, на метеостанцию:

— Проверьте еще раз скорость эфира на самописцах.

— Уже проверили.

— Ну, ну!

— Чего — ну? Баранок здесь я не гну!

— Не умничайте, Столбов!

Умный Столбов, не так давно выпустившийся с отличием из Петербургского университета, не обиделся, а рассмеялся.

— Чего вы там хихикаете? Опять девушки в лаборатории?!

— Девушек мы на сегодня не вызывали. Девушки будут завтра. А смеюсь я вот почему: остолопы мы с вами, Олег Антонович! Ох и остолопы же… Скорость-то повысилась резко!

— Прекратите истерику, Столбов. Скажите лучше… Трифон Петрович… Он ничего такого насчет увеличения скорости не говорил?

— Говорил, как же!

— И как он характеризовал такое увеличение?

— А так и характеризовал: если скорость резко увеличится — кирдык нам всем! В общем, если начнется небольшое и постепенное увеличение скорости, говорил Трифон, значит, эфирный ветер просто слегка меняет направление. А если начнется увеличение резкое — то тогда скорость начнет менять нас с вами!

— Еще раз гляньте. Может, стихает ветер…

Эфирный ветер, почуяв узду и аркан, резко сменил направление движения. Свобода его дуновений была безусловной и неограниченной, но и рассчитана была до мельчайших подробностей.

Потоки эфирного ветра вот уже много столетий следовали в одном и том же направлении, лишь чуть меняя (в земных пределах изменение составляло 300 километров к западу и 600 километров к востоку) свое основное русло.