Юлий Крелин: Переливание сил

А когда я сошлюсь на второго хирурга, они с легкой совестью скажут мне:

«Да, да. Конечно, конечно, доктор. Вы делайте, как надо. Мы понимаем. Что делать? Но вы и нас поймите — это ж наш отец».

И я им скажу — я выше их, я сверху глядеть на них буду, — я по возможности солиднее им скажу:

«Да. Его готовят сейчас к операции, и я тоже сейчас иду мыться и буду оперировать».

Тут надо будет им ввернуть, что такая операция для нас не редкость и я уже таких операций сделал много. Это я им обязательно вверну как-нибудь.

А теперь они обязательно спросят:

«А кто будет его оперировать?»

И я отвечу, улыбнувшись:

«Всей бригадой навалимся. И я, и второй дежурный. Оба будем оперировать».

Девочки эти, нежные, интеллигентные, они наверняка будут говорить так:

«Спасибо, доктор, а можно нам подождать здесь до конца? Нам ведь скажут, как она пройдет?»

«Ну, во-первых, спасибо не надо говорить заранее: мы, хирурги, народ суеверный, как летчики, шахтеры, моряки. Спасибо скажете потом. А подождать, конечно, можно. После операции я сам спущусь к вам и все расскажу».

А после операции они, наверное, попросят разрешить кому-нибудь посидеть а отцом. Но я им на это согласия не дам:

«Нет, нет. Сегодня этого делать не надо, ни к чему, а вот завтра утром придете ко мне, и я вас пропущу».

А утром я попрошу шефа разрешить мне пропустить кого-нибудь из этих девочек. Шеф мне, конечно, скажет:

«Больно умный. Пусть придут ко мне, попросят, и тогда я разрешу, наверное. Должен быть порядок, и хозяином порядка должен быть шеф, а не юные умники. Ты дежуришь ответственным дежурным не потому, что ты умный, а потому, что исполнительный. Помни это».

Но я его уговорю и сам им разрешу пройти к отцу.

Я посмотрел на себя в зеркало.

Вот сейчас войду к ним высокий, стройный и голубоглазый. Ну и пусть еще не солидный. Зато умный, а шеф пусть думает, что исполнительный.

Я открыл дверь и прошел в посетительскую. На скамейке сидят две девушки. Я подошел к ним.

— Вашего отца надо оперировать.

— А что с ним?

— У него ущемление грыжи.

— Вы доктор его?

— Да, я дежурный хирург.

— Ну что ж, мы так и думали. А когда нам можно будет узнать, как его дела?

— Завтра утром придете, и мы вам все расскажем.

— Мы обе завтра утром заняты, а придет мама, ей можно будет пройти к отцу?

— Я думаю, что заведующий пропустят. Обратитесь утром к нему.

— А у кого она узнает про операцию?

— Спросит, в какую его положили палату, и узнает у палатного врача.

— Спасибо, доктор. С ним можно будет попрощаться нам?

— Только быстро. Нам уже надо его на операцию брать.

Я пошел в отделение, на операцию. Надо побыстрее его соперировать, и, может, успеем еще отдохнуть, хоть немного. Устали мы сегодня здорово. Скоро уже и ночи конец.

1974 г.

Я ленив. Я чудовищно ленив. Я люблю, чтобы все было близко, чтобы меньше двигаться. Для этого надо рационализировать свою жизнь, чтобы все было под рукой. Я люблю, чтобы мой беспорядок был моим беспорядком, потому что мне лень что-нибудь искать, а беспорядок при сохранившейся памяти — это порядок, это личный порядок, это мой порядок. Я люблю, чтобы было много пепельниц, потому что мне лень вставать, а пепел на полу не входит в мой порядок — беспорядок. Это уже грязь. И потом лень подметать, лень обходить кучки пепла на полу, а наступать — опять нарушен мой беспорядок. Опять грязь. Приходится лавировать между грязью и моим беспорядком.

Я люблю лежать на тахте, и со мной всегда лежит длинная палка; и я, не вставая с тахты, могу включать телевизор, раздвигать шторы, закрывать дверь. Минимум затрат — максимум успеха. Я не люблю лишний раз переодеваться и стараюсь быть весь день в том, что я надел утром. Я не люблю рыбу, потому что надо много с костями возиться. Я и бороду отпустил, чтобы утром не бриться, а мыться чуть-чуть.

Я люблю лениво ходить по улицам. Лениво, что-нибудь увидеть и лениво про это что-нибудь подумать. Идет машина, например крытый фургон. На стенке фургона написано: «Товарищи водители! Берегите пешеходов и детей». Вот пища для ленивого ума. Зачем это написали? Разве надо это напоминать? А если б не написали? А почему пешеходов и детей? А дети — не пешеходы? Это что? Альтернатива? Или дети — не пешеходы, дети — самокаты? Интересно, кто придумал этот афоризм, максим, лозунг, трюизм? А кто утвердил, разрешил, позволил? А каким термином правильно назвать это, написанное на фургоне? Может, приказ, обращение, пожелание, напоминание? И так я лениво иду и лениво думаю, пока не увижу на какой-нибудь другой машине какую-нибудь другую запись, надпись-крик, например: «Не уверен — не обгоняй». Почему так? Почему «не»? Почему с отрицанием и запретом? Без отрицания и запрета перспективнее, прогрессивнее, эффективнее. Поменьше запретов — запреты уменьшают самостоятельность, ухудшают мышление, снижают ответственность. «Уверен — обгоняй».