Юлий Крелин - Переливание сил

— Я знаю, босс.

— Не язви, а смотри... Сейчас я вас уколю. Не бойтесь. Обычный укол.

— А я и не боюсь, — храбрится больная, а сама, конечно, боится. Я ж вижу. Напрасно мы с ним сейчас разговаривали там.

Иголку воткнул. Пульсирует иголка. Значит, на артерии. Так. Рраз!

Из иголки пульсирующим фонтанчиком бьет струйка крови.

— Шприц, пожалуйста. Сейчас в ноге вы почувствуете жар. Но он быстро пройдет.

— Ой! Ой! Горячо очень!

— Сейчас пройдет. До десяти сосчитайте...

Он смотрит на меня торжествующе.

— Прошло уже. Не горячо.

— А нога болит?

— Не пойму. Вроде меньше. Нет, вроде не болит.

Теперь я смотрю на него торжествующе.

— Пощупай ногу,— я ему доктринерски.

Щупает.

— Больно?

— Нет.

— Здесь?

— Нет.

— А так?

— Нет.

Я:

— Заклейте и отвезите больную.

Сейчас надо молча уйти.

Уходя:

— Большой повязки не надо. Можно увозить больную.

Через год.

Он выходит из перевязочной. За ним больная.

— Ты что делал?

— В артерию вводил.

— Кому?

— А вот ей.

— Так что же она пешком идет?!

— А ничего не бывает. Я уж сколько делал — и ничего. Идут пешком.

— Да ты что?! Так уж мы много делаем! Нельзя после этого пускать пешком. Надо же осторожность соблюдать.

— Да говорю ж, ничего. Чего зря-то осторожничать? Я себе когда ввел — сразу же пошел на операцию. Даже побежал. И стоял на операции долго. И ничего.

Или я его тогда «истребил»?

Или у него опять появился опыт?

1964 г.

Если болит живот, я ставлю грелку. Так меня с детства приучили. Но в этот раз грелка не помогла. Боли почему-то стали больше. Я решил было еще потерпеть, однако становилось все хуже и хуже.

Врач, который меня осмотрел, сказал, чтобы я не беспокоился, что у меня пустяки — простой аппендицит.

Ему, может быть, и пустяки. Аппендицит — это же операция! Удивительно не вовремя — у меня как раз сейчас столько дел. Я так и сказал врачу. А он сказал, что болезни, особенно операции, никогда вовремя не бывают. Может быть, он и прав.

Раз аппендицит, раз операция — надо быстрее. Машину вызвали, а ее нет и нет.

А может, это и не аппендицит вовсе? Но живот болит. И болит все сильнее. Температура тридцать семь и два. Не знаю, зачем я ее мерил, но делать что-то надо. Ведь аппендицит — операция. Грелку ставить категорически нельзя. Лекарства принимать тоже не разрешили.

Прошло еще десять минут. А машины все нет и нет. Как же так! Нужна операция. Уже прошло двадцать минут — и никакой машины.

Машина приехала через час. Дома у нас стали их упрекать, мол, очень медленно и прочее. Фельдшера, одетые почему-то в черные шинели, ответили, что аппендицит — дело не такое уже срочное. (Дело! Им дело, а мне операция.) Что час-другой никакой роли не играет.

Конечно, им говорить легко. Да, собственно, и я мог ждать. Но каково ждать, когда тебе сказали, что нужна срочная операция! Почему я должен знать, что есть операции срочные, сверхсрочные, полусрочные?

— Это не внематочная беременность, — говорят фельдшера. — Можно и подождать.

Может быть, может быть.

Привезли меня в больницу.

Здесь тоже не торопятся. Фельдшера «Скорой помощи» разговаривают с сестрой приемного покоя. Рассказывают про меня, наверное.

Я сижу на скамеечке.

В ожидании оформления я и не заметил, как у меня пропала фамилия — все называют меня только «больным». Сестра говорит — «больной». Санитарка говорит — «больной». А может быть, это ошибка — может, я не больной? Ведь доктор меня еще не смотрел.

А чуть скажи сестре или няне: «Я ж больной», — отвечают: «Еще неизвестно. Может, доктор посмотрит, и мы вас отпустим домой».

А доктора все нет и нет. Я уже десять минут в больнице. Я спросил, где же доктор, а мне сказали, что доктор занят, что ничего срочного у меня нет.

— Зачем же тогда говорят, что аппендицит — это так срочно?

Минут через тридцать пришел доктор.

Доктор посмотрел мои бумаги и обратился ко мне по имени и отчеству. Он, наверное, не хочет считать меня больным. Но все равно пришлось: говорит, что будут делать операцию.

— Когда?

— Сегодня — как операционная освободится и подготовятся там.

А потом меня стали мыть. Повели в душ.

— Быстро вы его привезли. Там еще и аппендицит-то, наверное, не бог весть какой. Конечно, он болен всего-то три часа. А уже недоволен: говорит, машина долго не приезжала.

Ух и разбаловались! Все от жиру. Я ему говорю: «Больной». А он недоволен. А почему ж нет? Раз у него живот болит, значит, больной. А если считает, что он не больной, почему недоволен, что машина долго не ехала? Вот и пойми их! Да ведь вон их как много! Машина за машиной. Я в этих бумажках запуталась. По диагнозам-то мне легче их разобрать. По диагнозам и возрасту. А в именах я запутаюсь совсем. Больной — так легче и надежнее. Раз уж ты попал сюда, — значит, больной. Просто, может быть, болезнь не бог весть какая — может, можно и отпустить.