Юлий Крелин - Переливание сил

— Давай сразу и в историю болезни, и в журнал. В четыре руки. А то долго будет.

Сейчас бы на улицу. Погода хорошая. Теплая. Снежок прошел. Погулять бы. Интересно, ребята не разбежались со стройки раньше времени? Подведут еще, черти. Иди тогда объясняйся в дирекцию. Или, как теперь говорят, в ректорат.

— Вот! Легки на помине. Там все в порядке? Ушли вовремя? Лопаты сдали? Не подвели, в общем? Ну, лады. Спасибо, ребята. Больной ничего, спасибо. Да вы пойдите к нему... Подежурить? Конечно, можно. Идите в приемный покой — там всегда есть работа. Полон приемный — травмы сейчас. Пойдите — повоюйте там. Большая помощь дежурным будет... У Гусева? Конечно, тоже можно подежурить. Даже хорошо будет. По одному посидите около него. За это вам большое спасибо... Нет, я не дежурю. Это я из-за Гусева задержался. Наверно, скоро смогу уйти. Ну, давай писать.

Давно пора магнитофоны завести. Продиктовал, и все. А то пиши в историю болезни, потом в журнал. Хорошо еще, сегодня мы вдвоем пишем.

— Иван Михайлович! Как дела?

Пульс хороший. Давление — манжетка на руке крутится, похудел — 100, 120, 130, 140. Хватит. Отпускаю. 110. Тук-тук-тук, 70. 110/70. Хорошее давление. Все в порядке.

— Анна Ивановна ушла? Ну, как дежурится? Пока ничего? Последите за Гусевым. Я попозже позвоню вам. Ну, будьте здоровы.

На улице-то как темно. Трамвай! Догоню. Ноги, как ватные. И снег, как вата. Стоит ли бежать? Неохота. Да и сил нет. Поплетусь так. Что-то размяк совсем. Быстрей бы до дому добраться. Вон еще трамвай. Все ж побегу. Потом жди его. Оп! Успел!

— Анна Ивановна, вы только сейчас едете? Зачем вы столько газет накупили?

Ах да, я и забыл! На днях Анна Ивановна с каким-то непонятным торжеством сказала мне:

Уже второй за этот год с объявлением в газетах.

— Что с объявлением?

— Садиков, помните? Рак желудка. Умер.

— Ну?

— В газетах есть. В «Московской правде», ,0н, оказывается, персональный пенсионер. Член партии с 1915 года. В этом году только двое были с объявлением.

— ?!

— А я их собираю. Все объявления и некрологи о наших больных. В этом году только два. Но зато когда умер Солдатский, художник, много было объявлений. И некрологов, и воспоминаний — во всех газетах. Целую тетрадь набрала.

У нее полно газетных вырезок. Умершие после тяжелой и продолжительной болезни. После тяжелой и непродолжительной болезни. Безвременно скончавшиеся. Вот скоропостижно скончавшихся у нас в хирургии не бывает. Зато попадаются погибшие при исполнении служебных обязанностей. Это травма.

— В этом году их, слава богу, мало. Но вот про Солдатского очень много вырезок набрала.

Я тогда обалдел даже. Анна Ивановна столько сил отдала Солдатскому. Две недели она не отходила от него. Похудела за это время. Высохла. Буквально уползала домой — так уставала. Один раз ей даже плохо стало. Побледнела. Покрылась холодным потом. Мы ее еле домой прогнали.

Неужели она с таким же упорством искала потом все газеты, с каким выхаживала его, абсолютно безнадежного больного? Там был запущенный рак.

Анна Ивановна живет одна. У нее нет семьи. Бог знает как случилось, что она осталась одна. Она еще молодая — около тридцати пяти. У нее приятная внешность. Может, война? Может, объявление в газете? Безвременно скончался... Или даже то, чего не бывает в хирургическом отделении: скоропостижно скончался?

Завтра она опять будет весь день у Гусева. А других больных будут обслуживать девочки с соседних постов. Ну и пусть. За Гусева я буду спокоен.

Все это было давно.

А сегодня:

— Чего же в третий раз резать? Сразу надо было хорошо делать.

Прошло полтора месяца. Гусев был бы уже дома.

Так нет — началось воспаление легких.

И вдруг ночью с 31 декабря на 1 января открылось кровотечение. Желудочное кровотечение. Откуда оно? Через полтора месяца. Результат операции? Не может быть. Поздно. Полтора месяца! Ничего не понимаю.

Иван, Михайлович, Иван Михайлович, тяжко ты мне достаешься!

Резекция технически тяжелая.

Непроходимость кишечника — опять операция.

Тромбофлебит.

Воспаление легких.

А теперь еще желудочное кровотечение! А теперь еще жена на меня все это выливает. Ну что я ей могу сказать? Что ответить?

Больные говорят: «Доктор, тридцать первого она ему принесла четвертинку водки. Они смешали с красным вином и вдвоем выпили. Он потом закусил кислой капустой и еще чем-то». Не буду же я ей теперь говорить об этом! Для него ведь это было ужасно. Ладно водка... Но закуска — капуста кислая и еще что-то... После двух операций! Внутри, в желудке, еще нет полного заживления. Да еще воспаление легких, тромбофлебит! Ей и невдомек, что это для него! А сейчас она и вовсе про это забыла. Она твердо уверена—операция была сделана плохо. Скажи ей — не поймет.