Ли Сын У - Тайная жизнь растений

Выходя из квартиры, я в качестве символической церемонии, знаменующей мой уход из дома, прихватил с собой фотоаппарат брата. По-детски наивно я думал, что, поскольку фотоаппарат очень дорог брату, поскольку это даже больше, чем просто вещь для него, то, забрав фотоаппарат, я смогу отнять у брата что-то очень дорогое, смогу оторвать и унести с собой кусочек его души. Ведь фотоаппарат был его глазами, был его словом. Зоркими глазами и правдивым словом. Без фотоаппарата он не мог ничего увидеть, не мог ничего высказать. Нетрудно себе представить, как он будет расстроен, взволнован, шокирован, когда обнаружит пропажу. Уходя из дома с фотоаппаратом, с его глазами и словом, я сжигал мосты, обратной дороги мне не было. Отрезав пути к отступлению, я сам себя назначил боевым генералом, которому остается только решительно атаковать. Кроме того, фотоаппарат был дорогой и мог принести мне реальную пользу, когда я уйду. Выходя из дома с фотоаппаратом брата на плече, я несколько раз ухмыльнулся. От необъяснимого удовольствия легонько щекотало плечо, по всему телу бегали мурашки.

Хозяин магазина техники был более чем доволен. Разглядывая фотоаппарат со всех сторон, он спрашивал, не жалко ли мне расставаться с такой драгоценностью, а у самого слюнки уже так и текли. Вещь и вправду была стоящая: мать купила фотоаппарат по просьбе брата во время поездки в Японию, это был Никон FM2, потом к нему еще докупили объектив 135 на 200 миллиметров. Было сразу видно, что это аппарат для профессионалов. Вместо того чтобы назвать цену, продавец осторожно поинтересовался, сколько я хочу получить за фотоаппарат, было видно, что он хочет быть вежливым со мной. Но он ошибался во мне — я ни черта не знал про фотоаппараты и мне было плевать на его дружелюбие. С полным безразличием я сказал, что возьму столько, сколько он заплатит. Наверно, в тот момент со стороны казалось, что я очень страдаю. Видимо, мое выражение лица внушило ему жалость, и он решил, что я переживаю, потому что должен расстаться с тем, что для меня чуть ли не дороже жизни. Последовали дежурные слова похвалы — мол, вы так аккуратно обращались с фотоаппаратом, он как новенький — продавец пытался продемонстрировать сочувствие. Повторяя, что пользовался ли я камерой или нет — на цену это почти не влияет, он назвал кругленькую сумму, которую готов был отдать. Оказалось гораздо больше, чем я ожидал. Я еле сдержался, чтобы вслух не высказать своего удивления. Но тут же сориентировался в ситуации и печально кивнул, изображая фаната фотографии, расстающегося со своим фотоаппаратом, который берег как зеницу ока. Мой собеседник сориентировался не хуже меня и открыл кассу, изо всех сил стараясь показать, что он понимает мои чувства. Мы оба играли, как в пьесе. Интересно, бывают люди, которые не играют? Разве могло быть по-другому, если мой собеседник заранее распределил роли, и мне оставалось лишь говорить соответствующий текст? Наша жизнь один сплошной спектакль.

Прежде чем отдать мне деньги, продавец спросил мое имя и номер телефона — чистая формальность, но вдруг пригодится. Ну что ж, эта часть пьесы была несложной, я не стал отказывать ему.

— Конечно.

Я взял протянутую мне бухгалтерскую книгу и записал наш домашний адрес — немного поколебавшись, вместо своего имени я вписал туда имя брата и его номер. Тайно продать вещь, принадлежащую брату, дело неблаговидное, но врать даже об имени владельца казалось мне уже полным абсурдом. Как будто в подтверждение того, что его просьба была лишь формальностью, продавец, даже не взглянув в книгу, отдал мне деньги.

— Пересчитайте, — сказал продавец, но я просто сунул деньги в карман. — Заходите еще. На улице Чонно магазина с таким хорошим товаром больше не найти.

На прощание он улыбнулся, как мне почему-то показалось, через силу, и я, состроив нахмуренную мину, направился к выходу. Сцена была почти сыграна.

— Там не пленка внутри? — послышалось за моей спиной, когда я выходил из магазина.

— Все равно, — бросил я и ушел, даже не обернувшись.

Как будто тем, что мне все равно, можно было гордиться. Что за дело было мне до этой пленки? Я и представить себе не мог, какую роль сыграют эти снимки, попав уже в другой спектакль, — наш с братом.

О том, что следователи в штатском обшарили каждый уголок комнаты брата, я узнал позже. Все до одной фотографии были конфискованы. Разве могло мне прийти в голову, что брата и его друзей будут допрашивать в полиции, что его отошлют в армию, ампутируют ему ноги и лишат всех его фотографий?