По ходу церемонии венчания, я попытался обратить ее в комедию. Служащий ЗАГСа с одутловатым лицом, будто только что проснувшийся в затхлом помещении, спросил меня голосом оперного певца:
- Согласны ли вы, Эмир Кустурица, взять в жены Майю Мандич?
А я ничего не ответил. Наступила тишина!... Слышны были вздохи и шевеления... Вопросительно обернулся я к шаферам, Зорану Билану и Бранке Пажин. Взгляд мой спрашивал: "Ну, что делать-то, братец?". Он рассмеялся и утвердительно закивал головой, а я все настаивал на том, что я не уверен в том, что сказать. Напряженность в "Скендерии" достигла точки кипения. И тут я сказал свое историческое ДА! Послышались вздохи облегчения, но и смешки тоже. Майя посмотрела на меня с укором, но она волновалась так сильно, что ругаться ей в голову не пришло. Все косилась она на пятно на свадебном платье беременной невесты, сидевшей около нас и державшей за руку жениха, который был заключенным, отпущенным по поводу свадьбы из тюрьмы. Смотрел я на него с особенным сочувствием.
После свадьбы он отправился еще на несколько месяцев в тюрьму, а я уехал довершать образование в Праге.
В день свадьбы Сенка временно отступила от тактики борьбы против быстрой и легкой порчи дорогих предметов, и сняла пленку с китайского ковра. В двух-с-половиной комнатную квартиру поместилось около сотни людей. Особое место среди гостей занимал беговский [24]сын Эдо Хафизадич, который приехал из Травника и который в далеком сорок первом году не ушел в партизаны, потому что у него разболелся живот. Мурат представил его гостям, и сразу же увел на кухню.
- Смотрю я, Мурат, на Сараево, и понимаю, что вы, коммунисты, здесь все уничтожили. Привели в город деревенщину, объяснили им, что Бога нет, и вот результат!
Мурат согласился с приятелем. Поставив себе задачу избежать повторения истории, приключившейся на их с Сенкой свадьбе, когда на половине празднования его пришлось уносить из квартиры, отец обещал, что, как он выразился, "даже не лизнет алкоголь". Между тем, подобные разговоры с Хафизадичем являлись идеальным предлогом для преступного деяния, а кухня в качестве средоточия общественной деятельности всегда выигрывала в сравнении с гостиной. Именно здесь легче всего сообщались тайны, заключались договоренности, давались важные обещания и часто самые драматичные повороты человеческих судеб свершались именно на кухнях. Счастливейшие и печальнейшие судьбоносные решения принимались над cудомойкой и немытой посудой. Сенка принялась яростно сигнализировать мне в сторону кухни глазами, и я отправился туда. Отец с величайшей сноровкой выставлял выпивку перед Хафизадичем. Я знал, что он все равно не удержится, и только шепнул ему:
- Постарайся, чтобы не получилось, как на твоей свадьбе, ладно?
- Да все в порядке, конечно, только одну рюмашку!
- Ну, смотри, папа!
Он понял, что я говорю серьезно, и смущенно шепнул мне:
- Хорошо, пропущу стаканчик с Эдо и больше никакой выпивки, честно!
Квартира была битком набита мужчинами в белых рубашках с галстуками в разной, в зависимости от количества выпитого, степени скособоченности. Их жены сидели в обнимку и покачивались направо-налево, распевая песни Здравко Чолича: "Поезд в Подлугово”, "Белградский Апрель”. Когда на магнитофон поставили коло [25], веселью не было края. Скакали и верещали боснийки, трясся дом по улице Кати Говорушич 9а. Стипо Билан, отец моего шафера Зорана и тогдашний председатель Скупщины Боснии и Герцеговины, воспользовался толкучкой и осоловелостью Нади Липы, крупной, заметной дамы. Ущипнул он ее несколько раз за задницу, с особенным удовольствием, оттого что знал, что она из Биелины. Биелинки особенно ценятся боснийцами, потому что, как говорят, с ними куда быстрей окажешься в постели, чем с чопорными герцеговинками. Это объяснялось тем фактом, что Биелина находится на плодородной равнине, а Герцеговина покрыта скалами и утесами, в которых, в отличие от биелинской долины, женское целомудрие остается единственным ценным имуществом. Выскочила Липа на кухню и сказала своему мужу, доктору Липе, что председатель Скупщины Боснии и Герцеговины ущипнул ее за задницу!
- Пускай его, жалко тебе, что ли! - сказал доктор своей жене. Этот Липа лечил Мурату сердце, и отец вопреки обещанию потихоньку подбирался уже ко второй рюмке:
- Да ладно, доктор, давай по одной, ведь раз в жизни сын женится, все-таки!
Доктор поступил как медицинский Макаренко:
- Дай Боже чтобы обошлось одной, Мурат, человек склонен к бигамии, так что лучше оставь уж ты эту ракию, пожалуйста!
Читать дальше