Эмир Кустурица - Смерть как непроверенный слух

Этот фильм создавался от конца к началу. Чем он закончится я знал сразу, а вот начало пришло потом. Придумал я на речном полуострове, соединенном с берегом небольшим перешейком, устроить свадьбу. Этот праздник стал бы судьбоносным символом, как в кульминации «Алмаза и пепла» Анджея Вайды, и эпилогом фильма «Андерграунд». На этой свадьбе веселились бы воскресшие персонажи фильма, все в стиле моих предыдущих фильмов, но потом я бы резко от этого стиля отошел. Вдруг неожиданно треснула бы земля, и трещина пошла прямо через свадебный стол, речной поток утащил часть земли с гостями вниз по реке, а они так ничего бы и не заметили, и продолжали прыгать по столам, плясать и есть. Отчаливший прочь кусочек дионисийских Балкан.

Такое у меня тогда и было чувство, что сама земля трещит у нас под ногами, и потому сначала я снял этот эпилог. И если бы я снимал продолжение «Андерграунда» сейчас, то, снова, знал бы, чем он закончится. Теперь земля не стала бы трескаться. В конце фильма треснули бы небеса. Такой ход мыслей подводит к пропасти, перед которой человеку, перенесшему столько потерь, так нелегко остановиться, чтобы не погибнуть. Чтобы избежать лишней патетики, я сделал бы, чтоб на расколовшиеся небеса смотрела та самая мышь из моей кроссовки, доставшейся в наследство от офицера в самом начале, оно же и конец, моей спортивной карьеры. Больше не надо было ей бежать почетный круг по кошевскому стадиону. Вместо этого ей досталась бы комментаторская роль хора в древнегреческих трагедиях. В конце истории планеты Земля и фильма «Андерграунд», мышь громко задала бы вопрос:

- Ну и, где в этой истории место для меня? - и разочарованно добавила бы:

- И что это стряслось с людьми, что они так глупо профукали свой единственный шанс? Ну они ладно, они сами все это затеяли, а мы-то, остальные, с какого перепугу страдать должны?!?

Сын отца Диониса

В тысячу девятьсот девяносто пятом в Париже подписан был Дейтонский договор, ставший окончанием войны в Боснии. Милошевич, Туджман и Изетбегович подписали мир. Те самые деятели, которые ввели нас в демократию, а потом сразу же и в войну, теперь повели нас к миру. И я понял, что закончившаяся война подтвердила старый тезис Андрича о том, что войны никогда не решают наших проблем, но создают новые, которые мы должны будем решать опять, новыми войнами.

В том же году «Андерграунд» победил в Каннах, и я получил вторую «Золотую пальму». На этот раз мой фильм выиграл пальму не благодаря западной конъюнктуре тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, когда «Папа в командировке» удачно дополнил картинку краха восточноевропейских коммунистических режимов. Если бы я знал, что буду использован как разменная антикоммунистическая карта, этот фильм никогда не был бы снят. Возможно, что-то похожее чувствуют сегодня те, кто эту награду мне тогда присудил, когда видят, куда обернулись мои нынешние политические взгляды. Думаю, запросто могли бы они потребовать эту «Пальму» вернуть.

«Андерграунд» был сделан в другом стиле. На этот раз именно эстетика фильма раздула огонек моей счастливой фестивальной звезды, той самой звездной искорки, которая поначалу была прибита к пасмурному зеницкому небу, а потом просто перемещалась от Венеции до Канн, Берлина и дальше. Думаю, члены каннского жюри склонились на мою сторону во многом благодаря ажиотажу, вызванному показом «Андерграунда» в «Гранд-пале», большом зале Каннского фестиваля. Один кинокритик написал, что я прямой потомок бога Диониса. Это он, конечно, загнул, и кто знает, что сказали бы сегодня эти знатоки. Хотел я поблагодарить за комплимент и выказать свою скромность, но, к сожалению, ляпнул глупость, причем духу признать это у меня не хватило.

Сказал я по-французски:

- На самом деле, я сын отца Диониса.

Он посмотрел на меня с удивлением и спросил:

- Тогда, раз вы не Дионис, получается, вы его брат?

- Нет, - упрямо настаивал я на своем: - Я сын отца Диониса.

Критик посмотрел на меня с удивлением, потом наконец улыбнулся и сказал:

- Ну, ладно, хоть это и бессмысленно, зато звучит хорошо, пусть так и будет! Значит, если я так напишу, вы не возражаете?

Разобраться в этой мысли я больше не пытался. Была она следствием одновременного приема снотворных таблеток и пива. Это сочетание заставляет мозг работать вдвое быстрей, при этом совершенно убивая здравый смысл. Что было единственным способом выжить в фестивальном аду. В конце концов я перестал эту глупость вспоминать и согласился с французским критиком. Звучит неплохо.