Люси Фор - Славные ребята

Услышав его голос, она ничуть не удивилась. Чувствовалось, что ей это безразлично. Однако тут же предложила:

— Приезжайте обедать.

Приглашение было сделано почти машинально, светским тоном.

— Спасибо, давайте лучше пообедаем у меня в отеле.

— Боитесь встретиться с Эльсенер? — Она продолжала, и он догадался, что она улыбается. — Я одна… Если это, конечно, может вас успокоить.

— Мне нечего беспокоиться.

— Ладно, не сердитесь. Я не из упрямых. Буду к восьми.

Так снова встретились два чужака.

А потом за обедом Надин вдруг разговорилась.

Марк не был даже особенно уверен, что обращается она именно к нему. Она говорила потому, что не могла не говорить, как не могут не бродить лунатики. И смотрела на него, его не видя.

— Я еще не рассказала вам, Марк, ничего о том, как жила раньше…

Верно, не говорила, но какое это имеет значение?

— Я и без того мог заметить.

Профессиональная любезность.

— Не перебивайте меня. Впрочем, вы вообще ничего не замечаете. Так вот, я была замужем.

Казалось, каждое слово вызывало в ее памяти картину прошлого.

— Замужем… Но у меня не могло быть детей. Муж не придавал бы этому никакого значения, если бы я сама не считала свою неспособность рожать чуть ли не небесной карой. Я чувствовала, что проклята. И муж тоже потерял покой, потому что считал, что успех — это добродетель. Я и замуж-то выходила только для того, чтобы народить кучу детей. Во всяком случае, я начала в это верить, когда убедилась в своей неполноценности. Мой муж был красивый, очаровательный человек и к тому же легкий. А вдобавок и очень богатый. Все женщины по нем с ума сходили. Кроме его собственной жены. Я вообще не любила мужчин… но поняла это только много позже.

Помолчав, она спросила:

— Ну, что скажете?

— Я слушаю, вы же сами не велели вас перебивать.

— Только не подумайте, что меня влекло к женщинам.

— Я и не думаю.

В голосе его прозвучала нескрываемая насмешка.

— Я имею в виду — активно не влекло. Может, у меня и были какие-то не проявившиеся скрытые желания, но не в этом суть…

И впрямь не в этом. Марк воздержался и не высказал своего мнения вслух.

— До замужества у меня был любовник. Одно время мне даже казалось, что я его люблю. На самом-то деле все было иначе. У него была жена, к которой меня безумно влекло; очевидно, сходясь с ним, я как-то пыталась приблизиться к ней. Не смея открыться ей, я отдалась ему. С ее, кстати, согласия, потому что она видела меня насквозь, лучше, чем я сама себя видела, и веселилась от души, ожидая эпилога… которого не последовало. Все это так по-детски, так горестно.

— И верно, достаточно горестно.

— Потом я вышла замуж, как вам уже говорила, и вскоре осознала свою женскую неполноценность. Как-то, уж не помню в какой книге или журнале, я прочла, что женщине дано выбирать только между двумя путями: материнством и проституцией… Поскольку один путь был мне закрыт, оставался второй. Но к этому я призвания не чувствовала…

— Слава богу!

— Мало-помалу, я, к великому своему удивлению, начала ненавидеть мужа, который считал, что жизнь при всех обстоятельствах легка, и отнюдь не разделял моих тревог, напротив, высмеивал их.

— Бедненькая Надин!

Она продолжала, видимо, совсем забыв о своем собеседнике.

— И вдруг он умер. Скоропостижно, без всяких предысторий. Умер как и жил. С улыбкой на губах. Ему только что исполнилось сорок. В первые минуты меня охватило чувство несказанного облегчения: я свободна! Но почему, почему? Муж был против любого принуждения и в отношении себя самого и в отношении других. И очень скоро на смену этой мимолетной радости пришло раскаяние. Да, признаюсь, я чувствовала себя виноватой в его смерти. Разве я в какой-то мере не желала ее? Я казалась себе преступницей, словно сама собственными руками убила мужа. Понимаете?

— Н-да… словом… понимаю…

Обед подходил к концу, но Марк побоялся прервать свою собеседницу.

А Надин снова заговорила:

— Я создала о себе самой слишком высокое представление, которое не допускало ничего низменного. Я могла принимать себя только как некое совершенное существо. Долгое время это ощущение собственного превосходства было единственным моим сокровищем. И я его утратила.

— Вы в этом уверены?

— Да, уверена… Знаю. Еще в ранней юности я считала, что отмечена особой печатью. Девушкой я любила одерживать победы, привыкла к триумфам. Я даже ощущала, что кровь как-то иначе обращалась в моих жилах. Мне почему-то казалось, будто она струится быстрее что ли, чем у всех прочих смертных, будто она ярче, краснее, богаче.