Энтони Берджесс - M/F

— И мясо там жуткое. Все в каких-то раздувшихся белых точках. Фу, гадость.

— Почему ты его не выбросила?

— А я здесь при чем? Ты его покупал, ты готовил, ты ел.

— Ты тоже ела.

— Всего один сандвич. Я хотела безе и торт-желе, но ты, эгоист, ничего для меня не купил. Ни для меня, ни для мисс Эммет.

— Если бы ты сама не была такой чертовой эгоисткой, ты бы сама что-нибудь приготовила, что-то нормальное, что можно есть, вместо того чтобы жрать один сахар, как разжиревшая кобыла.

— Я не люблю, когда со мной так разговаривают.

— Как хочу, так и буду разговаривать.

— Только не со мной.

Мы уставились друг на друга, одновременно сообразив, что весь наш разговор очень напоминает первую стадию семейной ссоры. Судьба, или ход событий, или маниакальная бережливость экономной природы (по-моему, весьма эксцентричная идея) воспользовалась нашими вытаращенными глазами и открытыми ртами, обратив их в реакцию на новый звонок в дверь. У одного моего школьного приятеля — Габриэля Беллини — был колли, который вполне дружелюбно брал в пасть голову сиамской кошки. Однажды при мне он зевнул, увидел поблизости кошку и, раз уж пасть все равно была открыта, решил этим воспользоваться и заодно и по-дружески «прикусить» кошкину голову. Действительно, исключительная экономичность. Как бы там ни было, в дверь звонили, и после банальных реакций оставалось только одно: пойти и открыть. Я спустился вниз, с бешено колотившимся сердцем. Катерина — следом за мной.

Личность, стоявшая на пороге, была нам обоим знакома. Катерина воскликнула:

— Доктор Фонанта, о, доктор Фонанта!

Для меня — ученый муж с затейным дружком, но, как я теперь понял, и некто, с кем я встречался еще до приезда на Каститу. Имя Фонанта разбудило воспоминания: нью-йоркская закусочная, хромой мужчина наговаривает в диктофон свои заметки о французской истории и о французской сборной солянке. Он был без шляпы, на костылях, без перчаток, с керамической рукой напоказ. У него за спиной стоял, припаркованный у тротуара, длинный отполированный «Ориген-70» с бандитского вида водителем за рулем. Доктор Фонанта проговорил с французским акцентом, тем же самым, как я теперь ясно расслышал, с которым он диктовал в Нью-Йорке и загадывал загадки здесь в Гренсийте под конец моего уличного представления, проговорил мягко и обходительно:

— Я подумал, что мне стоит к вам заглянуть.

— О да, да, доктор Фонанта, проходите, доктор Фонанта.

Катерина провела его в гостиную и усадила в кресло, всячески суетилась вокруг него, разве что не обложила подушками и не укутала ноги пледом. Очевидно, она была очень высокого мнения о докторе Фонанте. А для меня сразу возникла куча новых загадок, над которыми мне предстояло как следует потрудиться.

Я сказал:

— Сначала вы были в Нью-Йорке, потом здесь, а теперь еще здесь, я имею в виду, в этом доме…

— Да-да, я отлично помню. В тот вечер я читал лекцию в Колумбийском университете. Кстати, как я понимаю, вы брат Катерины.

Его лысина сверкала на потолок, а глаза — на меня. Умное добродушное лицо — над искалеченным телом. Но я-то помнил, что поэт он паршивый, — стало быть, все-таки не такой уж и умный. Катерина сказала мне, ему, нам обоим:

— А как вы… где…

— Ко мне приехал инспектор Препаратис, — сказал доктор Фонанта. — Сам лично приехал, с мотоциклетным эскортом, весьма впечатляюще. Что-то насчет сообщения от моей секретарши. У меня, разумеется, нет никакой секретарши. Только Умберто в машине. Инспектор хотел выяснить, как им в полиции реагировать на это сообщение. Говорил о неправдоподобности. Что им не хотелось бы выставлять себя на посмешище, и так далее. Я сказал, что им следует принять меры на основании полученной информации, сколь бы безумной она ни казалась, но он, кажется, сомневался. Видимо, они собираются ждать, пока серьезные люди на самом верху не осознают всю важность проблемы.

— Значит, аэропорт пока не открывают, — сказал я. — О Господи.

— Я имела в виду, — сказала Катерина, крепко держась за стул в этом мире, где все законы здравого смысла временно утратили силу, — как вы друг с другом познакомились.

— Тут было много всего, — улыбнулся доктор Фонанта. — Вопросы и ответы, покойный художник по имени Сиб Лерегу, бедный лев-недолев доктор Гонзи.

— Сиб Легеру, — сказал я. — Вы точно знали, где хранятся его работы. Так зачем было меня заставлять тратить время на поиски?

— То есть, по-вашему, время было потрачено зря? Интересно.