Джеймс Херлихи - Полуночный ковбой

Когда Джой Бак решил с помощью автобуса компании «Грейхаунд» перебраться с Запада на Восток в поисках счастья, ему уже минуло двадцать семь лет. Но несмотря на свой возраст, он обладал жизненным опытом, присущим восемнадцатилетнему или даже меньше того.

Воспитывали его несколько блондинок. Первые трое, с которыми он жил до семи лет, были молодыми и красивыми.

Хозяйство у них было беспорядочное, вечно к ним кто-то приходил и уходил, и Джой никак не мог разобраться, кто к кому приходил. Время от времени кто-то из блондинок принимал на себя роль его матери, но позже он понял, что двое из них были просто ее подружками, с которыми его настоящая мать вела общее хозяйство. Но блондинки хорошо относились к нему, позволяли ему делать все, что он хочет, дарили подарки и часто возились с ним. Кто-то из них, слоняясь по дому, постоянно напевал «Смотри, дитя мое домой вернулось», «Напевы вереска», «Леди в красном», «У него пара серебряных крыльев» и другие. Вспоминая эти дни, Джой неизменно предполагал, что певица и была его настоящей матерью.

Началась война, и блондинки оказались втянутыми в нее. Уходя из дома, они натягивали неуклюжие штаны, заматывали головы платками, которые назывались странным именем «бабушка» и таскали с собой коробки с ленчем. Порой они путешествовали между Хьюстоном и Детройтом на автобусах, и Джой припоминал, что ему доводилось жить в этих городах. В любое время в доме показывались мужчины в военной форме, которые проводили в нем время, а потом исчезали. Некоторые из них именовались мужьями, но Джой не помнил, чтобы кого-то из них представляли ему в качестве его отца. (Лишь позже он стал подозревать, что рожден вообще вне брака.)

В один прекрасный день, который запомнился ему белесым от жары небом, он был переправлен к четвертой блондинке в Альбукерк, Нью-Мехико, и отныне ему уже никогда не довелось увидеть остальных трех. И когда он вспоминал о них, то первым делом видел то белесое небо и женщину со светлыми волосами, чей облик таял на фоне неба.

Четвертой блондинкой оказалась его бабушка, тощее костлявое и глупое маленькое существо по имени Салли Бак. Но несмотря на свою костлявость, она была симпатичнее, чем вся остальная троица, вместе взятая. У нее были огромные серые глаза с густыми черными ресницами, а вид ее шишковатых бедных колен мог вызвать слезы. И если созерцание какой-то части тела любимого существа могло вызвать такую глубокую печаль, то для Джоя это были костлявые, бедные и печальные коленки Салли Бак. Салли содержала косметический салон, который требовал ее присутствия десять, а то и двенадцать часов в день, так что мальчику, к сожалению, приходилось добрую часть времени после школы проводить в компании самых разных женщин, очищавших кожу лица. Среди них никогда не встречалось блондинок; они никогда не носили платья светло-зеленого или лимонного цвета, не говоря уж о лавандовом; они практически никогда не обращали на него внимания, а если им и случалось бросить на него взгляд, то он замечал, что у них почти не было видно ресниц.

По воскресеньям было не лучше. Салли, как правило, отправлялась на свидания. Она испытывала слабость к мужчинам, особенно к приезжим, многие из ее избранников обитали на фермах и носили стетсоны. Эти огромные широкоплечие мужики с просторов Запада, с выдубленными лицами, просто сводили с ума обаятельную малышку Салли. Она была такая тонкая, хрупкая, благоухающая, у нее всегда были наманикюрены ногти, а они были образцами мужественности, обтянутые дубленой кожей, под которой так и ходили мускулы, и этот контраст приятно возбуждал обоих. Порой она брала Джоя с собой на эти свидания, которые ему страшно нравились, и он прямо обмирал от восторга при виде этих мужиков, но только один из них уделил ему больше, чем беглое внимание.

Этого человека звали Вудси Найлс. Борода его отливала синевой, у него были блестящие глаза; он учил Джоя, как седлать лошадей и как делать рогатки, а так же как жевать табак и курить сигареты или как держать свой петушок, чтобы струйка вздымалась выше головы. Вудси Найлс принадлежал к тем счастливчикам, которые умеют получать удовольствие от всего, что они делают, даже от простой ходьбы. Да, двигался он так, словно не сомневался, что каждая минута жизни должна приносить наслаждение, и он извлекал его даже из простых действий, как, скажем, пройти по комнате или открыть ворота кораля. Он, этот Вудси Найлс, к тому же знал массу песен и постоянно напевал их приятным мужским голосом, аккомпанируя себе на гитаре, а когда они проводили ночи у него на ранчо, Джой порой просыпался часа в три ночи от песен, которые доносились из спальни, где располагались Вудси Найлс и Салли. Мальчик всегда подозревал, что Вудси бодрствовал по ночам, ибо чувствовал в себе такую мощь и такую полноту жизни, что не мог проводить время просто во сне и изливал ее в слаженном хоре из двух человек, исполнявшем «Последний круг». А затем он начинал все сначала, от чего Салли восторженно хихикала, а когда он доходил до того куплета, где говорилось о местечке на небе, откуда берут начало радуги, Джой уже был захвачен волнами блюза, и ему было так хорошо, что только усилием воли он удерживал себя от желания присоединиться к этим чудесным людям в спальне. И это было первое, что Джой понял из того, как надо вести себя с женщиной в постели: ты должен петь ей песни. Прекраснее этого, ему казалось, ничего не было, и больше того, им подпевал весь дом.