Евгений Богат - Ахилл и черепаха

— Ты забыл, — остановил я его, — у меня нет машины, я ни разу в жизни не ночевал в мотелях.

— У него нет машины!.. — завистливо застонала жена.

— Любимец богов! — с сумрачной сосредоточенностью рассматривал меня муж. — Тебе легко наслаждаться жизнью. Ты избавлен от забот о покрышках…

— О покраске, — подсказала супруга.

— Но зато, — улыбнулся муж, поглаживая нежно, как живое существо, карту автомобильных дорог, — не обладая колесами, ты лишь можешь помахать нам рукой вослед.

И я, хотя эксперимент и не удался, честно поднял руку, помахал им вослед и не ушел до тех пор, пока за дальним поворотом шоссе не скрылся их «Москвич». Отмерив в уме месяц, я мысленно опять поднялся в лифте, позвонил.

На этот раз отворила жена: извинилась, что заняла по хозяйству, убежала в кухню. Мой товарищ покоился в кресле, в уютном полусвете торшера. Он читал научно-популярный журнал и обратился ко мне с милой непосредственностью, будто я минуту назад вышел в коридор покурить и вот вернулся.

— Послушай: интереснейшая информация. О дельфинах. Их посадили в отдельные бассейны, и, поверишь ли, не видя друг друга, они беседовали по телефону. Магнитофонная запись подтвердила точное чередование вопросов и ответов.

— Действительно… — вежливо удивился я.

— А тебе известно, надеюсь, что доктор Лилли научил любимого дельфина повторять за ним английские слова? Но, очевидно, — не дал он мне ответить, — общение человека с дельфином будет достигнуто не на этом пути. Не они овладевают нашим, а мы овладеем их языком. И вот, — рассмеялся он, — вообрази: я разговариваю с дельфином!

— О чем ты будешь разговаривать с дельфином? — посмотрел я сочувственно в его оживленное лицо. — С дельфином о чем ты будешь разговаривать, если тебе даже со мной не о чем говорить?

— Позволь… — обиделся он. — Обладая ценной научной информацией…

Не позволю. Стоп! Эксперимент опять не удался.

Уходя, я думал на лестнице: нет дня и часа, чтобы о дельфинах не писали, не рассказывали по радио, не повествовали на кино- и телеэкранах: вот и стал он для хозяина дома большей реальностью, чем я. Вопрос века — общение дельфинов между собой.

Я обернулся и заметил, что оставил дверь полураскрытой; меня потянуло вернуться, совершить последнюю попытку эксперимента. Теперь не надо было ни стучать, ни трезвонить — это облегчало мою задачу.

В передней я услышал рояль.

Давний мой товарищ сидел у телевизора, передавали концерт из консерватории; экран листал руки, лицо пианиста, портреты композиторов, люстру.

Он и не удивился и не обрадовался мне: жестом, поднеся пальцы к губам, осведомился, хочу ли курить; я отрицательно покачал головой, сел рядом. Когда пианист кончил пьесу, рука моего товарища потянулась выключить телевизор, но я задержал ее в воздухе.

— Не надо. Я же помню…

— Да, — улыбнулся он. — Я тоже об этом сейчас думал. Ты не забыл и то, почему мы любили второй, а не первый амфитеатр?

— На втором, — ответил я, — были чище ступени, что и при великой любви к Шопену играло не последнюю роль для наших студенческих штанов. Но только ты не об этом думал сейчас…

— Угадал. Первый раз за многие годы я думал о том, что так волновало меня тогда. Поразительно изменился мир с тех пор, когда при свете свечей, под стук карет была написана эта музыка. Подумай: ходили дилижансы, было огромным событием получить письмо.

— Погоди! — перебил я его. — Я к тебе с этим и шел: занимают меня некоторые соображения Гастона Буасье…

Тут совершилось чудо. Мы поняли: не нужен Гастон Буасье! Что он нам: уже полузабытый французский историк? Легкая беглая искра, о которой забываешь, когда возгорится костер. Мы сидели долго у этого костра, освещавшего нашу молодость, и настоящее, и будущее, и тепла его было достаточно не только для двоих.

На поле этом, густо заросшем сорняками, я очутился уже тогда, когда не было на нем ни клубники, ни собак.

Ветер бежал по высокой траве, по василькам и ромашкам, и я подумал о том, что, возможно, те женщины, нечаянно выйдя сюда из леса, наклонялись действительно не за казенной ягодой, а ради неприхотливого полевого букета. Я пошел к маленькому дощатому домику, в котором ночевали сторожа с собаками; рядом — легкая кухня: печь, стол.

В тот июньский день, заперев собак, они обедали. Роза увидела на поле двух женщин, что-то сосредоточенно ищущих под ногами, улыбнулась: «Клиенты!» Володя и Стась посмотрели, вышли из-за стола, сунулись в домик за овчарками, быстро зашагали к женщинам. Поднялась и Роза, наблюдая за развитием событий, а третий мужчина — Волков, опытный собаковод, доставлявший сюда из Москвы псам мясо, — решил, что надо подойти поближе. С ним увязался Бек, его овчарка…