Петр Проскурин - Отречение

Лесник с правнуком возвращались на кордон поздно; Серый шел ходко, постукивали колеса по выбившимся из земли узловатым корневищам. Негромко и успокаивающе шумел лес, истошно кричали в залитых водой низинах утки; начинал пробовать голос соловей, пока еще неуверенно, вполсилы — поцокает, щелкнет, прервется на половине колена и опять щелкнет. Над узкой лентой петлявшей дороги, в прогалы среди расступавшихся вершин, горели на темном бархате ночного неба лучистые звезды — яркие, колючие, веселые светлячки… Денис, переполненный за долгий, шумный день впечатлениями, всю дорогу молчал и вдруг сказала что ровно через триста шестьдесят дней опять придет день поминовения, и лесник кивнул.

— Год нынче пролетает, вздохнуть не успеешь, — сказал он. — Щелк тебе да щелк, щелк да щелк…

Они вновь надолго замолчали.

— Дед, а, дед, — опять неожиданно подал голос Денис, — как ты думаешь, дед, они там… ну, внизу, в земле, что-нибудь слышали? Ну, бабушка Фрося… бабушка Авдотья…

— Как тут тебе сказать, — не сразу отозвался лесник. — Повсюду своя тайна есть… Может, оно и слышали… Как сам думаешь, так и есть…

— Слышали, слышали, — сказал Денис и замолчал.

Задолго до кордона их встретил Дик, он как бы сгустился неясной тенью из лесных сумерек и бесшумной волчьей рысью скользил рядом с дрожками…

Годы и в самом деле проскакивали стремительно и незаметно; мелькнуло лето, затем зима, прошел и еще один день поминовения, а через месяц после него на кордон к Захару пожаловал совсем уж неожиданный гость, сам Малоярцев. Он был сосредоточен и еще более углублен в себя, позавяз напичкан всяческими хворями, не хотел думать о них и все-таки думал; тайное неверие в предстоящий уход (как это может быть, почему?) в мир иной все-таки поддерживало его в приличной рабочей форме, и он, стараясь меньше видеть жену и общаться с нею, при первой возможности куда-нибудь уезжал. Перед самым явлением Малоярцева на кордоне стали происходить всякие любопытные дела, вызвавшие у лесника, успевшего забыть о своем разговоре с зятем больше года назад в метельную ночь, недоумение. Неожиданно появилась многочисленная бригада рабочих, вернее, целый строительный отряд с двумя десятками тяжелых машин, и в один день привела разъезженную, с глубокими выбоинами лесную дорогу от кордона до бетонной автомагистрали в полный порядок. Торчавшие из земли корневища были вырваны, выбоины засыпаны и утрамбованы, бугры срезаны, а перед самим кордоном как-то в одночасье появилась вымощенная хорошей щебенкой обширная площадка. Подойдя вплотную к изгороди, настороженно втягивая чутким носом неприятные машинные запахи, Дик неотступно следил за молчаливыми рабочими, всем своим видом показывая, что они, конечно, могут заниматься своими непонятными делами лишь за пределами обнесенного изгородью пространства, но, если они сделают попытку вторгнуться за изгородь, он будет вынужден действовать мгновенно и решительно. Захар, попытавшись расспросить рабочих, получил вежливый немногословный ответ, что они выполняют указание и больше ничего не знают. Рабочие исчезли внезапно, словно растаяли, а затем через несколько дней вокруг кордона то и дело стали маячить незнакомые молодые люди с военной выправкой; они бродили неясными тенями по лесу, попадаясь на глаза, тут же исчезали. Недоумение лесника и Дениса, за последний год вновь заметно прибавившего в росте, продолжалось недолго. В один из теплых июньских вечеров подкатил Шалентьев, привез Денису спортивный костюм, куртку на молниях, джинсы и начинавшие входить в моду заграничные кроссовки. Все это стараниями Аленки, несмотря на ее занятость, постоянно помнившей о внуке и в свою очередь не дававшей ему забыть о Москве, о необходимости не отставать от большой жизни, пришлось Денису впору; Шалентьев долго разговаривал с тестем наедине, пытливо, с некоторой тревогой заглядывал ему в глаза и пытался внушить «лесному человеку», как он называл про себя Захара, уважение к предстоящему.

— На кой черт и кому это понадобилось? — пробурчал наконец Захар, раздумывая, как ловко окрутил его зять вокруг пальца, вырвав согласие на встречу и разговор со своим важным начальником; Шалентьев в ответ лишь развел руками, и лесник, поворчав еще немного для порядка, отправился по хозяйству; человек, хоть куда высоко его ни забрось, оставался человеком и все норовил вскарабкаться еще выше, и тут уж ничего не поделаешь, тут природа, по определению Фомы Куделина.