Петр Проскурин - Имя твое

— Что это? — изумился Кузьма Петрович, водружая очки обратно на место, так как был очень близорук и лицо секретаря парторганизации клиники даже через стол расплывалось туманным пятном. — Ну-с, это я вам скажу фокус, — забарабанил Кузьма Петрович пальцами по столу. — Ну что ты скажешь на это, а Наталья Гавриловна?

— Скажу, — пообещала Наталья Гавриловна, одинокая, принципиальная и страдающая мигренями женщина. — Скажу, Кузьма Петрович. Ужасно, просто ужасно, как хочешь, так и думай, Кузьма Петрович. — Наталья Гавриловна вздохнула, она еще до войны училась с Кузьмой Петровичем в одном институте, и хорошо помнила, как он был на первом курсе в нее влюблен, но она предпочла другого, и вот этот самый Кузьма Петрович, тогда еще восторженный юноша и профорг, очень страдал.

— Подожди, подожди, Наталья Гавриловна. — Кузьма Петрович поморщился. — Если это даже и так, почему это должно входить в нашу с тобой заботу?

— О господи, — совсем уже по-домашнему вздохнула Наталья Гавриловна, — тебя, Кузьма, не переделаешь. Ты как дитя малое. О чем ты говоришь, это же Брюханов! Большой человек, возглавляет главк в Москве, — напомнила Наталья Гавриловна, и Кузьма Петрович опять растерянно сдернул очки. — Ты представляешь, как на это среагирует обком, товарищ Лутаков?

— Черт возьми, я об этом не подумал! Действительно, товарищ Лутаков может среагировать, — поразмыслил оп вслух, и уже два часа спустя у него в кабинете сидел Хатунцев. Не зная, как подступиться к делу и с чего начать, Кузьма Петрович раза два прошелся по кабинету, энергичнее, чем обычно, припадая на протез.

— Гм-гм, — остановился он наконец напротив Хатунцева, — у тебя, Хатунцев, как я вижу, опять новые ботинки… модные. Где ты их только достаешь?

— На той неделе повезло, Кузьма Петрович. — Хатунцев слегка развел носки, приглашая полюбоваться блестящими полуботинками с красивыми застежками.

— Хорошие ботинки, — сожалеюще вздохнул Кузьма Петрович, словно примериваясь.

— Хорошие — подтвердил теперь уже совершенно сбитый с толку Хатунцев. — Четыреста сорок рублей стоят…

— Ты один, молод, можешь себе позволить, — не то одобряя, не то осуждающе изрек Кузьма Петрович и со свойственной прямотой привыкшего к решительным поступкам человека круто повернул разговор. — Послушай, Игорь Степанович, прости мне мою откровенность, будь и ты со мной откровенен до конца.

— В чем дело, Кузьма Петрович? — Хатунцева озадачила нерешительность главного, излагавшего обычно своя мысли всегда кратко, прямо, без обиняков.

— Ну, так вот, ты мне сам все и расскажи, — ставя точку, Кузьма Петрович привычно, с некоторой поспешностью, опустился в кресло.

— Что рассказать? — вполне искренне удивился Хатунцев, и лицо у него посвежело. — Что именно вас интересует?

— Расскажи о своих отношениях с Еленой Захаровной Брюхановой, — словно бросаясь с высокого моста в ледяную воду, брякнул Кузьма Петрович и пристукнул ладонью по столу. — Без эмоций, коллега, без эмоций…

— О чем? О чем? Да вы что, в уме, Кузьма Петрович? — взорвался Хатунцев. — Ничего ведь нет и не было. Не было, вам это ясно?

— Как не было? — откликнулся Кузьма Петрович, уже веря, что Хатунцев говорит правду и что он влип в некрасивую историю, что на самом деле ничего не было и нет, и в то же время отдавая себе отчет в том, что только он несет ответственность, и никто другой, за этот нелепый, неловкий, неприличный разговор; но уж коль скоро он возник, этот разговор, он все-таки имеет под собой довольно прочное основание; Кузьме Петровичу уже показалось, что светлячок у него на ладони, но он тут же поплыл от него прочь в темноту. — Ну, вот что, Игорь Степанович, — решительно оборвал свои размышления Кузьма Петрович. — Ты меня знаешь не первый год, да и в клинике ты не новичок. Ты уж меня прости, старика. Всякое у нас в клинике случалось, но всегда я отделял хрен от редьки. Не о себе пекусь. Раз в клинике говорят на уровне партбюро, значит, кто-то крепенько поработал, достать бы его, подлеца! Припечатают ведь моральное разложение, не отмоешься. А я ведь в клинике с первого дня, мне очень не хочется подобного оборота.

— Да что такое?! — окончательно вскипел Хатунцев. — У нас же работа нос к носу, куда ни повернись, сталкиваешься.

— Про меня почему-то никто не говорит! — Кузьма Петрович; тоже разозлился. — Конечно, пример неудачный… Что с тобой, Хатунцев?

Обычно внимательный, вежливый, Хатунцев притиснулся к спинке кресла, глядя мимо Кузьмы Петровича, точно забыл о нем.