Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)

Утром на вокзале перед отходом поезда тетка Лиза передала сверток, раскрыв который мать проплакала всю дорогу до самой Германии. В свёртке оказались банка варенья, отцов «щедрый» подарок и записка со словами: «Подавитесь вашей кепочкой».

Это был 1961 год. Я училась в восьмом классе.

Афанасий – небольших размеров, примерно с человеческого младенца, обезьянка. Появился он в то лето, когда я ездила на каникулы к родителям, работающим за границей. Родители жили в небольшом военном городке под Потсдамом. Стало быть, Афанасий – немец.

Мать задумала одеть и обуть меня с ног до головы, поэтому не велела везти с собой никаких старых вещей. На мне было платье и трусы, да на пальце – колечко с голубым стеклянным «камушком», а в чемодане лежали свернутые в рулон домашние стенные газеты – отчет родителям за прошедший год. Газеты отражали интересные моменты нашей жизни и пестрели не только рисунками, но и фотографиями.

Домашняя газета выходила еженедельно и называлась «Шлепок». Такое название она получила потому, что на лист бумаги «нашлепывали» всё, что приходило на ум, и все, кому что-либо приходило на этот ум. Кроме того, прилеплялись фотографии, отражающие нашу повседневную действительность, а потом коллективно или тайно ночью они подписывались. В газете отражалась и наша квартирная коммунальная жизнь, и новости двора.

Я благополучно добралась до родителей, отчиталась за себя и сестру печатными материалами, и мы с мамой пустились тратить деньги на «драгоценное барахло», как говорил мой отец.

В один из таких походов, нас занесло в крошечный частный магазинчик с детскими игрушками. Мы стали рассматривать витрины, и вдруг мой взгляд уперся в глаза, смотрящие с темной верхней полки прямо на меня. Глаза принадлежали обезьяне, сделанной очень правдоподобно. Она была как живая. Мимо такого я пройти не могла.

Моя мать опять начала песню про уродов, опять предлагала что-то красивое. Даже продавец сказал нам, что обезьяна бракованная. У нее чего-то там не доставало. Но я спокойно сказала матери, что отказываюсь от одежды в пользу обезьяны. Это ее потрясло. Вернулись домой с Афанасием. Так я назвала его по дороге.

Я долго привыкала к Афанасию. Однажды, проснувшись в одиночестве (родители были уже на работе), я начала убираться в квартире. Мне все время казалось, что на меня кто-то смотрит. Я мыла полы в гостиной и резко повернулась в сторону застекленного шкафа. К стеклу носом был прижат Афанасий, наблюдающий за мной. Мне стало плохо от неожиданности. Это так пошутил мой отец.

Свою обезьянку я любила, как ни одну игрушку. Я даже думала, что если у меня когда-нибудь появятся дети, то они ни за что не получат ее в свои руки.

Афанасию больше сорока лет. Он прошел через руки всех моих детей. От старости на морде обезьяны появилась плешь, из неё выглядывает солома. Но за все годы своей долгой жизни эта игрушка практически не пострадала от рук детей. Все трепетно любили Афанасия и очень берегли. Он стал членом нашей семьи.

Это единственная игрушка, которая так долго живет в моем доме, не считая стеклянных елочных украшений, купленных еще бабушкой в середине тридцатых годов прошлого века.

Лариса с детства любила шить. У нее это хорошо получалось. Она даже два года училась кройке и шитью, так что, сами понимаете, мастерица была дипломированная. Задумала она как-то сделать с себя манекен, чтобы набрасывать ткань на него и сразу кроить без всяких выкроек.

Манекен мы решили делать из папье-маше, короче, из газет. Лариса была раздета до нижнего белья (самого лучшего, с точки зрения подчеркивания фигуры). Я заготовила ворох газет, клейстер, и мы начали. Лариса застыла, подняв руки так, чтобы не исказить собственную фигуру и не мешать мне. Я накладывала на ее тело, от шеи до бедер, маленькие кусочки бумаги, размоченные в воде, слой за слоем. Кое-где приходилось смазывать бумагу клеем.

Мы трудились с ней несколько часов. Наконец последний бумажный слой был обмазан клеем. Наступила окончательная фаза, требующая большой выдержки и терпения. Чтобы высушить заготовку, сестре необходимо было неподвижно простоять часа четыре, облепленной со всех сторон мокрой клейкой бумагой, которая, высыхая, заставляла чесаться все тело.

Для того, чтобы Ларка не приходила в волнение во время сушки и не была отвлечена от процесса созидания собственной «фигуры», загодя были куплены билеты в кинотеатр на двухсерийный фильм. В кино я пошла с Ларисиным мужем. На дорогу и фильм уходило как раз около четырех часов. Не помню, что мы там смотрели, так как я очень беспокоилась о том, как бы сестра не простудилась во время сушки.