Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Первые годы своего существования Васильсурск жил обычной жизнью прифронтовой крепости. То казанские татары набегут и все пожгут и разграбят, то русские стрельцы учнут стрелять из пушек и пищалей в сторону Казани, то Волга с Сурой устроят такое наводнение или оползень, по сравнению с которыми происки Казани покажутся детскими игрушками. Крепость была местом обмена военнопленными и, что не менее важно, местом торговли, поскольку Василий Третий запретил русским купцам ездить в Казань на ярмарки, а велел торговать на своей территории, которой и стал к тому времени Васильсурск. Казанцы об этом запрещении не знали, но на всякий случай в тридцатых годах шестнадцатого века дважды брали штурмом и разоряли крепость, которую в конечном итоге от греха подальше перенесли на вершину холма. С основанием Иваном Грозным крепости Свияжск возле самой Казани, а потом и взятием самой Казани, Васильсурск получил передышку, которая переросла в длительный отдых и даже в беспробудный сон. Иван Грозный все же успел посетить Васильсурск и отведать сурских стерлядей, которым, по словам царя, даже волжские в подметки не годились. Восхитили его и специальным образом засоленные в тыквах огурцы до такой степени, что повелел государь всегда поставлять их к царскому столу [71]. Вместе с сурскими стерлядками, конечно. Теперь об этих сурских стерлядях не помнят даже те, которые слышали рассказы о них от внуков тех, кто видел правнуков тех, кто ловил, но не смог поймать. Ко Дню города в нынешнем году местный умелец делает макет царской рыбы из раскрашенного картона.

К тому времени, когда в Васильсурск пожаловал Петр Первый, город спал и видел десятый сон. От многочисленного гарнизона стрельцов в крепости оставалось не более четырех-пяти десятков, а торговля не то чтобы не цвела, но даже и не делала усилий, чтобы образовать для этого побеги. Петру Алексеевичу было, понятное дело, не до огурцов – на носу был Азовский поход, но проехать мимо такого количества высокосортного корабельного леса он не мог и тотчас же его объявил заповедным. Мало того, еще и каждое дерево приказал пометить специальным клеймом. Тут бы ему уже и отдохнуть, и поесть стерляжьей ухи с огурцами, но легенда утверждает, что царь успел перед самым отплытием в Казань посадить дубовую рощу. Неугомонный Петр успел еще и пригласить в Россию двух то ли голландцев, то ли немцев для того, чтобы обучать местных жителей лесному хозяйству. Они и приехали в Васильсурск, но уже после смерти Петра Алексеевича, который, кабы чудесным образом воскрес, не преминул бы им ноздри вырвать и сослать в Сибирь за самовольную рубку вековых дубов и сосен в заповедных лесах с целью, как говорится, личного обогащения. Рубили хитро – проплывающему по Волге не видно было ничего, но стоило зайти внутрь заповедной дубравы…

Собственно рубкой леса в те времена занимались специальные люди – лашманы. Проще говоря, лесорубы в переводе с немецкого. Лашманов по правительственному указу набирали из татар, мордвы и чувашей крепкого телосложения. С той поры остались в Васильсурске лашмановские мостки, фамилия Лашмановы, да еще лашмановскими называют особенно крупных тараканов.

Приезжала в Васильсурск и Екатерина Вторая. Вернее приплывала на одиннадцати красиво изукрашенных желтых «Ладах Калинах»галерах. Местные огурцы не удостоила даже и взглядом – у нее были свои, нежинские. Отобедать все же изволила и уплыла вниз по реке, возведя город в ранг уездного, дав ему имя Василь и герб в виде «основания корабельной кормы в знак того, что в окрестностях сего города заготовляются лучшие корабельные леса». При сыне ее, Павле Петровиче, который тоже проплывал с сыновьями Сашей и Костей мимо и остановился перекусить, городу вернули часть земель, отписанных в наказание за то, что васильчане во время бунта под предводительством Степана Разина присоединились в полном составе к войску злодея. А вот Пушкин через Васильсурск уже не проплывал, но проезжал, собирая материалы к истории Пугачевского бунта. Александр Сергеевич остановился на ночлег на постоялом дворе в пригородной слободе Хмелевка. В своей записной книжке он помечает: «Васильсурск – предание о Пугачеве. Он в Курмыше повесил майора Юрлова за смелость его обличения – и мертвого секли нагайками. Жена его спасена его крестьянами. Слышал от старухи, сестры ее – живущей милостынею». Майора Юрлова у нас знает каждый ребенок под именем капитана Миронова. Вот и получается, что здесь, на постоялом дворе Васильсурска, и был исток нашей «Капитанской дочки». Вот здесь и нужен памятный знак с выбитой на нем записью из записной книжки. Вот здесь и должны принимать в пионе… Ну хорошо. Пионеры – это все же чересчур. Пусть хотя бы проплывающие мимо теплоходы с туристами причаливают к пристани Васильсурска. Правда, для этого нужно сначала построить пристань…