Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Один раз какой-то предприниматель все же завез какое-то количество трудолюбивых жителей Таджикистана в Макарьев, но это был первый и последний раз.

Можно брать и перепелиные, если, конечно, у вас малогабаритная хрущевка.

Непременно с острого конца. Удаляющие скорлупу с тупого… Да, они будут отлучены. Кроме того, если удалять с тупого, то впоследствии при поливе яйца будут чаще переворачиваться. Те, кто прочел это предложение три раза и не понял… не поймут. Тут надо верить, а не пытаться до всего дойти умом.

Те, кто прочел это предложение и подумал, что можно было сразу семена высадить в горшки… См. предыдущее примечание.

В кологривском музее, на витрине под стеклом, хранится книга о визите Александра Первого в Кологрив.

Среди прочего, в этой книге написано: «Государь во время своего путешествия по Кологривскому уезду, был весьма доволен устройством дорог и селений. Избушки, устроенные в лесах, для отдохновения народу, во время поправления дорог, заслужили одобрение Монарха».

Они действительно облупленные, эти залы. Им давно требуется ремонт. И не только ремонт. Рассматривая чайный гарднеровский сервиз в одном из залов на втором этаже я почувствовал… как бы это сказать деликатней… запах отхожего места. Экскурсовод мне объяснил – в здании до сих пор нет водопровода. То есть совсем. И воды нет никакой. Водопровод, конечно, обещали провести, как и газ в город, но пока его нет. Поэтому туалет представляет собой обычное деревенское отхожее место с той лишь разницей, что в деревне оно находится поодаль от дома, где-нибудь в зарослях крапивы и лопухов на краю участка, а здесь – внутри дома на втором этаже. Аккурат рядом с витриной, в которой стоит чайный сервиз.

В окрестностях Богородицка, в селе Степанчиково, проживал какой-то отставной кригскомиссар по снабжению, истративший все свое немалое состояние на этих самых наяд и дриад. Соседи-помещики за глаза так и звали его – нимфоман.

Вот, собственно, и все, что я хотел сказать о Павлово на Оке. Вернее, почти все.

Ночевали мы в палаточном лагере, километрах в пяти выше Павлово по течению Оки. Место такой красоты, что кабы его с безмятежной рекой, золотистыми облаками и высокими дубами над крутым обрывом заключить в большую золоченую раму, то под такой картиной и сам Левитан не отказался бы поставить подпись. Ближе к ночи, однако, из-за поворота реки появились два надувных катамарана и лодка с туристами-однодневками. На одном из катамаранов был поднят красный флаг, а на другом – «полуандреевский», потому что на белом полотнище была всего одна голубая полоса. Туристы с гиканьем и свистом высадились на противоположный песчаный берег, поставили палатки, разожгли костер и до четырех утра бегали по берегу, хохотали женским хохотом, зазывно кричали: «Антон – пидорас!» – и снова хохотали с неистовой силой. После того, как они наконец утихли, прилетели вороны, разорвали мусорный пакет и стали шумно выяснять – кому принадлежат остатки тушенки в банке. Когда вороны улетели, на другом берегу заработала драга. Перед железным домиком драгоманов суетился мужичок, который никак не мог развести костер и кричал на всю, еще сонную, округу: «Ты будешь у меня, сука, гореть или нет?»

Администрация музея во избежание кривотолков и ненужных сенсаций приклеила к ним этикетки совершенно чужих яиц.

Под такой фамилией тогда жили многие предприятия, а не только фабрика Завьялова.

Шприц для осеменения коров попал туда по ошибке. Приемщица ОТК не досмотрела. Да и немудрено, когда шприцы отличаются только маркировкой. Но Буденный не расстроился, а даже обрадовался шприцу. Семен Михайлович любил на досуге осеменять. Однажды он подкрался к Ворошилову…

Сами горбатовцы и без шустовской наливки умели спотыкаться так, что мало не покажется. В середине позапрошлого века в отчете Горбатовской городской думы написано, что город потребляет в год пять тысяч ведер вина (вина, которое и водка, и наливки, и спирт)*. Ежели эту цифру поделить на количество жителей Горбатова в то время, то получается по полтора ведра с лишним на брата, сестру, мать, отца, деда с бабкой и малых ребят. В конце девятнадцатого века в городе было семь трактиров и две винные лавки. За теми, кто безобразил безобразия в пьяном и трезвом виде, присматривали шесть полицейских нижних чинов… Прошло полторы сотни лет. Пить стали в Горбатове… Ну да этим не удивишь. Удивительно то, что в Горбатове упразднили полицейский участок. То ли безобразий стало меньше, то ли решили сэкономить на участках – не могу знать. Местные жители уверены – это все потому, что живут они тихо: «…по части распорядительной и исполнительной указы, постановления и всякие бумаги исполняются неукоснительно, лживых размышлений не имеется». Хоть эта цитата из отчета городнического правления и городской полиции «О состоянии промышленности, сельского хозяйства и народонаселения за 1857 г.» – что из того? Лживых размышлений у горбатовцев как не было – так и нет.