Джулио делает полный оборот на месте. Но агент внимательно следил за каждым его движением. Он видел, как Джулио поднес руку ко лбу, как приложил палец к губам, как закусил губу, глядя на небо, а потом круто повернулся и бросился бежать. Агента взяли в участок временно, и он очень хотел выслужиться. У него были бесцветные глаза, черные усики и, как полагается, быстрые ноги. В два прыжка он настиг Джулио и мгновенно надел на него наручники, наслаждаясь собственной ловкостью.
Джулио сразу весь обмяк и пнет не и внутренне. Один рукав изношенного и выцветшего пиджака лопнул в пройме, когда его схватил полицейский; лицо стало землисто-бледным. Облизывая губы, Джулио чувствовал, что они прыгают от волнения.
— Ну вот видишь, надзор еще не кончился, а ты опять попался. Уж если я что сказал, так оно и будет.
Это были первые слова бригадьере, обращенные к Джулио. Потом явился чиновник вести протокол допроса.
«Сейчас признается, — думал бригадьере, — можно не сомневаться».
Но в самом начале допроса Джулио узнал, что в мешке, кроме серебра, было еще ожерелье, которое газеты оценивают в триста тысяч лир. И когда бригадьере, безуспешно испробовав «более убедительные методы», отправил Джулио в камеру, у того сложилось впечатление, что Нанни как-то замешан в этом деле. Но замешан иначе, чем Джулио раньше думал: Нанни — на стороне полиции.
Первым, кто составил себе ясное представление о том, как все это произошло, была Синьора. Известно, что описание хода сражения, сделанное историком, бывает достовернее, чем свидетельства генералов, руководивших боем, и солдат, участвовавших в нем. Со своего «ложа страданий», помещавшегося на третьем этаже дома номер два, Синьора зорко следила за всем, что происходило на виа дель Корно, как будто она день и ночь не отходила от своего окна и смотрела вокруг, вооружившись самым лучшим биноклем. У окна Синьора поставила надежного дозорного. Это Джезуина. Она — и сиделка, и кухарка, и компаньонка, и самая близкая подруга Синьоры. Девушка вела наблюдение, руководствуясь богатым жизненным опытом своей хозяйки и ее знанием людей. Однако, по примеру всякой уважающей себя газеты, Синьора располагала еще и двумя репортерами. Отличаясь любопытством и наивностью, питая к Синьоре признательность и глубокое почтение, они ревностно собирали для нее последние известия с виа дель Корно. Это развлекало и утешало Синьору, а возможно, позволяло ей удовлетворять и иные, более низменные чувства.
Простодушные репортеры Синьоры — это Луиза Чекки и Лилиана Солли, жена Джулио. О них не мешает сказать несколько слов.
Луиза дожила до сорока лет, так ни разу и не выйдя за пределы бульварного кольца. Ее мать работала прислугой у мирового судьи и стала его любовницей. Забеременев, она лишилась и места и удовольствия. Роды вызвали ишиас, и болезнь надолго приковала ее к постели. Пока был жив судья, считавший себя обязанным присылать им немного денег, мать и дочь кое-как перебивались, снимая комнатенку с кухней на виа дель Корно. Луиза выросла, стала взрослой девушкой, порядочной и невзрачной, доброй и хорошо понимавшей, как трудно иметь каждый день хотя бы кусок хлеба. После смерти матери Луиза вышла замуж за хорошего, честного парня, такого же бедняка, как она сама. Ее муж работал конюхом, но со временем ему удалось получить место в городском управлении по очистке улиц. Тем временем у них родилась Аурора, а еще через восемь лет — сын Джордано. Второго ребенка они уже не хотели. Но беда не приходит одна: за Джордано последовала Музетта. Бедняки — люди без особой фантазии: чтобы избежать последствий, супруги Чекки решили уничтожить их причину и, как выразился сапожник Стадерини, «погасили огни». Луизе было тогда тридцать четыре года, мужу ее — тридцать девять лет. Очень трудно иметь каждый день кусок хлеба на то жалованье, которое платит мусорщику городское управление. Это было сложной проблемой, и супруги Чекки до времени поседели. Их младшие дети не перешагнули еще за первый десяток, когда старшая уже стала настоящей синьориной. Вот тогда-то она, старшая, и легла с Нези на мешки из-под угля.
Кругозор Луизы был ограничен виа дель Корно. Один раз она побывала в Курэ: у Ауроры — тогда еще маленькой девочки — началось воспаление среднего уха, и Луиза возила ее в больницу Мейера. А вскоре после смерти матери Луиза съездила на ее могилу в Треспиано. Это было уже целое путешествие! Жизнь — как келья: чем беднее человек, тем она теснее. Главное — это сохранять душевное равновесие, тогда наш мирок кажется обширным, как небо. Луизе это удавалось. (И Кларе это удавалось, хотя ей не исполнилось еще и восемнадцати лет.) Виа дель Корно стала для Луизы целой вселенной. «Здесь столько людей и столько всего происходит, что за всем и не уследишь», — говорила она. Счастье — это внутренний покой. На виа дель Корно в ходу поговорка: «Хорошо тому, кому мало надо». Луиза довольствовалась малым и была счастлива. Но участь Ауроры лишила ее покоя. За несколько дней Луиза осунулась и постарела. Она работала у Синьоры приходящей прислугой. Для нее Синьора — «святая, кем бы она ни была в прошлом». «Да, можно сказать, святая женщина, — утверждала Луиза. — Вон как она помогает Лилиане». Синьора подарила Лилиане приданое для ее новорожденной дочки и покупает ей бисквиты «Здоровье»: Лилиана делает из них кашку и прикармливает ребенка.
Читать дальше