Васко Пратолини - Повесть о бедных влюбленных

— Как твоя девчурка?

— Синьор Нези, на одно слово.

Лавка угольщика в подвале; надо спуститься на шесть ступенек. Когда дверь открыта, с улицы видны весы на высокой подставке. Лавка слабо освещена электрической лампочкой, висящей над столом, где у Нези лежат книги долговых записей, которые ведутся поаккуратней, чем дела в квестуре. Сын Нези просеивает мелкий уголь. Лицо у него измазано угольной пылью, глаза светятся, как у кошки. Он высок и худ; в июне ему минет двадцать лет. Отец велит ему стать у дверей и говорить покупателям, что «продажа прекращена на полчаса». У Нези-отца тоже измазаны углем щеки и лоб. Джулио видит только его зубы, белые и ровные, как у сына.

— Я думаю, в полчаса управимся.

— Вполне, — говорит Джулио.

Глаза у него привыкают к окружающей полутьме, словно лампочка над столом с каждой секундой светит все ярче. Угольная лавка, пожалуй, больше кузницы, потолок здесь высокий; у стен навалены целые угольные горы; время от времени с них срываются маленькие лавины и струйками бегут к подножию. Угольщик приглашает Джулио присесть у стола и сам усаживается напротив, опершись локтями на выдвинутый ящик. На голове у него черная кепка, рубашка тоже черная. (Но это только из-за ремесла, — так сказать спецовка угольщиков. Нези всячески подчеркивает, что в фашистскую партию он не записан.) Он весь черный, и фигура его сливается с угольными кучами за его спиной. Только лицо и руки смутно выступают из полумрака, и Джулио кажется, что он разговаривает с призраком. Но так или иначе, разговаривать приходится. Мысль о том, что дома под кроватью лежит краденое добро, не дает Джулио покоя, словно у него спрятана там адская машина.

Позавчера вечером прибежал Моро и попросил приятеля подержать у себя несколько часов «покойничка». Джулио очень хотелось отказаться, ведь ему всего три недели осталось быть под надзором. Но раз Моро обратился к нему — значит, у него не было другоговыхода. Полиция наступала ему на пятки, а в таких случаях не отказывают. И вот теперь Моро забрали, а «покойник» все еще под кроватью, на которой спит дочка. Нет, недаром, видно, бригадьере сказал: «Завтра мы с тобой еще поговорим».

— Ну, что скажешь хорошенького, Джулио?

— За мной долгу лир тридцать, если не ошибаюсь.

— Пустяки! Говори — я слушаю.

— Я с вами никогда еще не работал… Не хотелось бы ошибиться…

— Давай говори, не бойся!

— Дельце не очень чистое, заранее предупреждаю…Лицо, две руки, а выше и ниже все черно. Глаза 20

угольщика горят, как у злого бродячего кота. На обеих руках блестят золотые кольца, пальцы беспокойно шевелятся, словно лапки перевернутого на спину жука. Между губ высовывается кончик языка: он светлее, чем кожа на лице. Пауза. Слышится только шуршание осыпающегося угля. Наконец губы раскрываются.

— А какие там вещи?

— На ощупь — как будто серебро.

— Почему «как будто»?

— Я ведь в этом деле не участвовал, а мешка не открывал. Но это вас не касается.

— Если хочешь, чтобы я тебе помог, сбавь тон. А тяжелый мешок?

— Килограммов тридцать. Но вещи-то не мои. Я только хочу дать их на хранение и заплачу за беспокойство. Может, они уже кому-нибудь обещаны.

— И я, Нези, должен хранить их ради твоих прекрасных глаз и ради Моро?

— Моро? Кто такой Моро?

— Мы с тобой так не сговоримся. Ты думаешь, я глухой, ничего не слыхал? Да будет тебе известно: я, Нези, сплю вполглаза. А по утрам первым делом газету покупаю.

Видно, по ночам только стены спят на виа дель Корно. Люди не спят. Сон приходит лишь к тем, у кого нет забот. А у кого же нет забот на виа дель Корно? Спят еще те, у кого нет болезней. А кто не болен? Не от всех болезней помогает полосканье горла или питьевая сода, как Синьоре или повару Беппино. В сердцах и умах борются страсти, — алчность и добрые намерения, любовь и страх божий. Тот, кого обуревают волнения, ворочается в ночной тишине без сна под одеялом и оказывается невольным сотоварищем поднадзорных, которые бодрствуют в ожидании полицейского обхода. На виа дель Корно все чувствуют себя поднадзорными и настораживают уши при прощальном приветствии бригадьере. Вчерашний ночной разговор слышал Мачисте: ему не давали спать мысли о товарищах, которых арестовали как «неблагонадежных»; слышал этот разговор и зеленщик Уго, не спавший по той же причине; и Мария, которая в мечтах видела Уго рядом с собою; и мать Милены, тосковавшая о дочке; и Антонио-землекоп, размышлявший о том, что с субботнего вечера он останется без работы, потому что стройка закончена; и коммивояжер Освальдо — тот, что квартирует у Карлино, такого же фашиста, как и он сам; и клиенты гостиницы «Червиа», где живут уличные проститутки, и многие другие, кого мы еще не знаем. Этот разговор слышали и угольщик Нези, у которого на уме цифры, уголь и грузовики, и мусорщик Чекки с женой — их дочь Аурору соблазнил Нези и поселил в квартирке на Борго Пинти, как содержанку, взятую из борделя. И все поняли, что не уйти Джулио из-под полицейского надзора.