Васко Пратолини - Повесть о бедных влюбленных

Почему она не закричала? Почему молча позволила целовать себя? Ведь Нези отпустил ее, когда стал расстилать угольные мешки на полу, но она не крикнула, а только сказала:

— Вернется мама и будет меня искать.

— А мы живо, — сказал Нези.

Ты помнишь это, Аурора? Он так и сказал: «Мы живо». Или он сказал «А мы наскоро»? А когда ты все-таки не удержалась и закричала, что он сказал? Он сказал: «Это в мою программу не входило!» Видишь, Аурора, ты все помнишь!

И в следующий вечер, и в третий раз ты тайком вставала с постели, осторожно отстраняя Музетту, которая обнимала тебя во сне; ты одевалась с бьющимся сердцем и выходила из дому, оставив наружную дверь приоткрытой. Как холодно было на улице! Нужно было на четвереньках проползать под едва приподнятой железной шторой угольной лавки: поднимать и опускать эту штору Нези не смел — проснулась бы вся виа дель Корно. А позднее он водил тебя под вечер в гостиницу на виа дель Аморино. На той улице много публичных домов, и тебе казалось, что и ты стала такой же, как те женщины, что живут за этими занавесками. И все-таки ты не умела отказаться. Потом обнаружилось, что ты беременна. А он хотел, чтобы ты сделала аборт.

С тех пор как любовник нанял для нее квартиру на Борго Пинти, Аурора ни разу не была больше на виа дель Корно. Она всегда одна с ребенком, и казалось, время идет только для того, чтобы наступило восемь часов вечера. Нези приходил ровно в восемь, минута в минуту. Каждый день, чтобы ни делала Аурора — а ей только и дела, что смотреть за ребенком, — она томительно ждет вечера. Проходят минуты, текут часы, и ее охватывает какая-то тоска: уже с шести часов Аурора усаживается у окна, ждет того мгновения, когда Нези появится из-под сводов арки Сан-Пьеро, Любовник — единственный человек, с которым Аурора может разговаривать, не чувствуя в нем ни судьи, ни врага.

Она говорит самой себе: «Я ненавижу его, он меня мучает, но теперь, кроме него, у меня никого нет. Мы одной веревочкой связаны!»

Так прошли первые месяцы. При свете дня Аурора забывает, как она страдала вечером. От близости с любовником у нее остается чувство отвращения, в котором она винит себя; ей даже хочется, чтобы скорее настал вечер, пришел бы Нези, и тогда она окончательно убедится, так ли все это на самом деле. Уж это будет «в последний раз». «Я такой муки больше не выдержу. Лучше пойду на улицу», — так думает она каждое утро и каждый день, вплоть до вечера. До восьми часов.

Время от времени к ней заходила мать — посмотреть на внучонка, как она говорит. Аурора угощала ее кофе; ей гик хотелось высказать матери все, что накипело на душе, но Луиза всегда отвечала: «Не хочу ничего слышать. Молчи! Вы живете хорошо — этого с меня достаточно. Нези тебе только то, что обязан давать. Он ничего тебе не дарит».

Действительно, любовник ничего не дарил Ауроре, но жила она, ни в чем не нуждаясь. Каждый вечер Нези оставлял ей двадцать пять лир. На следующий день Аурора должна была представлять ему отчет в расходах вплоть до чентезимо. Если ей предстояли крупные покупки, он и (ютился об этом сам. По утрам к Ауроре приходила женщина постирать пеленки. Это был соглядатай, подосланный Нези. Когда Аурора гуляла с ребенком в городком саду, эта женщина ходила за ней по пятам.

— Как полицейский, понимаешь, мама?

— Зачем ты мне рассказываешь такие вещи? У меня и без того сердце болит!

В саду Аурора встречалась с отцом Бьянки; он всегда торговал здесь. Его имя Иларионе, но на виа дель Корно псе называли его просто Ривуар! (Прежде в городе был известный француз-кондитер по фамилии Ривуар.) Поставив и корзину со своим товаром на раскладные козлы, Ривуаp садился на скамеечке рядом с Ауророй. Он рассказывал ей, какие новости на виа дель Корно. Каждый день Аурора покупала у него две палочки засахаренного миндаля и просила Ривуара передать привет Бьянке; разносчик отвечал: «Обязательно», — но Аурора была уверена, что он ничего не передаст. Теперь отец Бьянки называл Аурору на «вы».

Своего отца Аурора видела раз в неделю. Он заявил: «К ней я не пойду, черт побери! Но если она хочет показать мне мальчика, так ей известно, на каких улицах я работаю». Во второй половине дня отец Ауроры убирал виа де’Пилястри, сваливая мусор в тележку. По четвергам Аурора приходила туда и проводила с ним четверть часа улице. Отец никогда ни о чем не говорил с ней. Обтерев руки о блузу, он брал на руки малыша и прикладывался своими большими усами к его щечкам. Ребенок улыбался, и мусорщик говорил ему: «Щекочет тебя дедушка, а, малыш?»