— Она задержится допоздна в санатории. Альфред о стало хуже, — ответила Джемма, — даже на ярмарке она ни на минуту не могла забыть о горе своей дочери. Ведь это и ее горе.
Уго встретил друзей с распростертыми объятиями и после шутливого намека Стадерини пригласил всех распить бутылочку вина. Вскоре Отелло ушел, так как: спешил на деловое свидание — договориться «насчет покупки партии угля по сходной цене». Распрощался с приятелями и Марио. Уже стемнело, и женщины отправились домой. Мужчины остались, решив в последний раз пройтись по ярмарке и разыскать своих мальчишек, затерявшихся на площади в толпе. А может быть, эти сорванцы играют возле строящейся библиотеки в «расшибалку» или «фантики»?
Проблуждав одни в людском море, счастливые, как два голубка, возвращаются домой супруги Каррези. Но праздничное веселье еще не кончилось. Оно лишь немного стихает на время ужина. В ларьках зажигают ацетиленовые лампы, а торговцы побогаче развешивают над прилавками целые гирлянды электрических лампочек. Клоун Сеттесольди без устали выполняет тройное сальто-мортале; пожиратель огня, чтобы промочить горло и набраться сил, залпом выпивает литр вина — ведь впереди еще вечернее представление. После девяти часов площадь снова заполняется народом.
При искусственном освещении веселье даже возрастает. По случаю праздника настоятель монастыря Сан-Джузеппе держит монастырскую церковь открытой до поздней ночи, и главный алтарь ярко освещен. Преклонив перед ним колени, Аделе исповедалась Мадонне, что она обручилась с Джордано Чекки. Недаром, же Аделе несколько дней назад убедила маму больше не завязывать ей бант в распущенных волосах, а заплести ей косы.
Уго и Джезуина поставили тележку на место. После ужина они решили вернуться на ярмарку, но уже как зрители. Марио проиграл Уго партию на бильярде и теперь хотел отыграться, а Джезуина намеревалась воспользоваться случаем и побеседовать с Бьянкой с глазу на глаз.
Тем временем Отелло договаривался насчет «покупки угля». «Партия угля» носит имя Лилиана. А «деловое свидание» назначено возле станции на углу виа дель Мела— ранчо. Оттуда недалеко до виа дель Аморино, а на ней есть гостиница. Та самая гостиница, в которую старый Нези водил Аурору, а Элиза привела Бруно. Мир, в сущности, невелик, и не нужно слишком много изобретательности, чтобы подыскать себе убежище. Отправляясь на ярмарку, Отелло снял отцовскую меховую куртку, снял шапку и идет походкой двадцатилетнего юноши. Но на лице у него по-прежнему хитрое и проницательное выражение, которое он с недавних пор намеренно придает себе. Его мать говорит, что Отелло слишком рано созрел.
— Иной раз ты удивительно напоминаешь отца, — восклицает она.
Отелло не видит в этом ничего плохого. Когда Стадерини, объявляя номера в лото, тоже сравнил его с отцом, Отелло с другого конца стола ответил ему:
— У моего отца были не только недостатки, но и большие достоинства. Очень рад, если я на него похож.
Никто тогда не спросил, какие же достоинства имелись у старого Нези. Может быть, к ним относится жадность ростовщика и уменье позаботиться о своих интересах? Или то, что он бросил жену и завел себе любовницу? А может быть, то, что он с готовностью оказывал услуги фашистам в трудные для них времена? Достаточно было бы задать Отелло эти вопросы, чтобы он почувствовал, что они относятся и к нему. Ведь все эти повадки Отелло называет «мои принципы». Он проповедует и проводит их весьма твердо и уверенно. Взгляды отца стали теперь взглядами сына. Отелло мучают угрызения совести, что он был причиной смерти отца, и спасается от них Отелло лишь тем, что старательно подражает старому Нези. А если Отелло тоже завел любовницу, то к этому его принудили обстоятельства. Все случилось помимо его воли; вернее всего, он бессознательно хотел во всем решительно быть похожим на отца. Его влекло к Лилиане одно лишь чувственное желание. Он обхаживал эту женщину долгие месяцы, тайком следил за ней, когда она раз в неделю отправлялась навестить дочку. Когда же он добился своего, то почувствовал, что его по-прежнему влечет к нем Лилиана отдалась ему с простотой скромной деревенской женщины. Такой простоты и естественности он напрасно ожидал от Ауроры, — ему сразу же пришлось разочароваться. Только с Лилианой он открыл, что у поцелуя есть свой особый вкус, у ласки — своя сладость, а у любви — очарование непосредственности. С Ауророй же любовь была болезненным вожделением, каким-то безумием, поединком, в котором он каждый раз оказывался побежденным и покорно подчинялся ее воле. Рядом с Ауророй Отелло ощущал свою неполноценность, и только близость с Лилианой освободила его от этого чувства. Отелло не любил Лилиану, а лишь желал ее. С Лилианой он чувствовал себя хозяином положения, она всегда откликалась на его желание и готова была удовлетворить его страсть. И сейчас Отелло спешил навстречу любовнице, уверенный, что, несмотря на непонятную власть Синьоры над нею, она обязательно придет на свидание. В чем причина таинственного господства Синьоры, Отелло никак не мог разгадать. Лилиана говорила, что многим обязана Синьоре и полна благодарности к ней, но почему же тогда у нее такой растерянный и даже испуганный вид при одном лишь упоминании о ее благодетельнице. А на какие только хитрости и уловки не пускается Лилиана, чтобы вырваться на свободу и побыть с ним несколько часов. Недешево стоят ей эти часы. Лилиана встречается с Отелло раз в неделю, и для этого ей иногда приходится отказываться от поездки в деревню к девочке. Но вчера Лилиана дала ему слово, что она уговорит Синьору отпустить ее на ярмарку и придет к нему на свиданье. Они должны были встретиться ровно в шесть на углу виа дель Меларанчо. Прошло полчаса, а Лилианы все не было. Отелло ждал ее, прохаживаясь по тротуару от одного угла улицы до другого, — так он мог увидеть Лилиану еще издалека. Он выкурил две сигареты подряд, выпил чашку кофе в баре на площади Унита, ни на секунду не переставая следить за прохожими. На площадке трамвая Отелло увидел Милену, возвращавшуюся из санатория, и, подняв чашку, приветствовал ее.
Читать дальше