Дуглас Кеннеди - Момент

Довольно. Ты знаешь, почему должна исполнить их приказ. Ты знаешь, что это единственный способ вернуть Йоханнеса. Так что прекрати казнить себя. Чем быстрее ты сделаешь то, что они от тебя требуют, тем скорее закончится этот кошмар.

Сегодня я в первый раз за эти три дня покинула свою квартиру. Переехав сюда в понедельник, я сходила в местный гастроном и купила еды на несколько дней. В местной Sparkasse [110] Сберкасса (нем.). мне открыли счет на две тысячи марок. Целое состояние для меня. Вполне достаточно, чтобы безбедно жить до получения первой зарплаты на работе, куда мне совершенно не хочется выходить. Герр Ульман сказал, что директор «Радио „Свобода“», герр Велманн, будет ждать моего звонка на этой неделе. Но я решила, что «эта неделя» вполне может означать и пятницу. С момента переезда — когда я переступила порог своей комнаты и обнаружила, что все мои покупки из KaDeWe доставлены и аккуратно сложены на кровати и кухонном столе, — я вышла на улицу всего один раз. Купила продукты и принесла их домой. А потом обустраивалась на новом месте. Как только в квартире воцарился порядок, я предприняла еще одну вылазку — на этот раз в магазин подержанных кассет и книг, который приметила в соседнем переулке. Я купила магнитофонную запись альбома Вольфа Бирмана [111] Вольф Бирман (род. 1936) — немецкий бард, один из самых известных диссидентов в ГДР. «Шоссештрассе 131». У Юргена был этот альбом. В ГДР он был запрещен, а сам Бирман лишен гражданства во время поездки на Запад в 1976 году. Великая ирония заключалась в том, что сам Бирман родился на Западе и эмигрировал в ГДР, поскольку был социалистом-идеалистом. Но потом, когда критика приемной родины с его стороны стала слишком острой, они попросту вышвырнули парня.

Я купила и альбом «Сержант Пеппер», пискнув от восторга, когда увидела его в одной из корзинок. В ГДР его тоже было не сыскать. У Юдит была эта запись, и мы часто слушали ее вместе, пили водку, курили и пытались представить жизнь в Лондоне, задаваясь вопросом, доведется ли нам когда-нибудь увидеть мир за Стеной.

Теперь я без конца прокручивала записи Бирмана и битлов. И не раз ловила себя на том, что плачу. Саркастическая лирика Бирмана переносила меня в родной Пренцлауэр-Берг, к моим друзьям, которых набивалось в крохотной квартирке человек по двадцать. Мы зажигали свечи. Пили ужасное румынское вино и дешевую водку. Звучали песни Бирмана. И все говорили, говорили, говорили. Было настоящее ощущение веселья и родства душ. В окружении настоящих писателей и художников я и сама раскрепощалась. И каждые пятнадцать минут я выходила в детскую, проверяя, не проснулся ли Йоханнес от громкой музыки, смеха и разговоров. Однажды и Юдит вышла вместе со мной. Посмотрев на моего спящего сына, она всхлипнула и сказала, что ей уже поздно заводить детей и что я у нее единственная подруга, на которую она может положиться.

Юдит.

Когда фрау Йохум сообщила мне, что именно Юдит доносила на меня в Штази в течение многих месяцев, а то и лет… нет, я не почувствовала ненависти. Лишь шок и отчаяние, а потом закралась грусть. Кому можно было доверять в этой стране? Кто не былу них на крючке? Кто не предал бы своего близкого друга, лишь бы договориться с подонками?

Но Юдит всегда уверяла меня в том, что ценит нашу дружбу больше всего на свете. «Мы с тобой сестры, и мы всегда будем заботиться друг о друге». Я верила ей, потому и была с ней откровенна. И вот теперь выяснилось, что она встречалась со своим куратором из Штази и докладывала ему обо всем, что слышала от меня. И все это обернулось против меня, хотя я не помню, чтобы высказывала какие-то крамольные мысли в ее присутствии. Но Штенхаммер приводил якобы мои цитаты — сплошь саркастические замечания о жизни в нашей маленькой республике, вполне в духе берлинской богемы. Что-то подобное действительно звучало во время наших долгих и пьяных посиделок в чьей-нибудь квартире на Кольвицплац. Когда на допросе я услышала знакомые фразы, мне сразу стало понятно, что в нашей богемной коммуне всегда были глаза и уши Штази. Но Штенхаммер был умен. Он никогда не цитировал мои самые интимные и доверительные признания, чтобы я не догадалась, что в роли «крота» выступала Юдит. Вот почему, услышав эту новость от фрау Йохум, я не могла поверить. И до сих пор не верю. Даже сейчас, выложив эту правду на бумагу, мне не становится легче, и чувство одиночества не исчезает. Я действительно очень одинока в этом мире. Потому и не могу себя заставить выйти на улицу. Видеть людей — значит еще сильнее ощущать свою полную изоляцию. У меня нет семьи. У меня нет друзей. Я живу во лжи ради того, чтобы исправить самую чудовищную несправедливость. И эта комната… чистая, теплая и очень уютная, хотя и крохотная. В своих мечтах я часто вижу здесь детскую кроватку, в которой спит мой сын. Я очень боюсь, что люди, у которых он живет, не дадут ему любви, будут холодны и официальны с ним. А он так любит, чтобы его тискали. И я всегда брала его на руки, баюкала, прижимала к себе, целовала.