Давид Фогель - Брачные узы

Она помолчала и попыталась затянуться уже погасшей сигаретой. Гордвайль поспешил зажечь ей спичку. Бренчанье пианино в соседней комнате наконец прекратилось.

— Но несмотря на это, — продолжала Лоти, — когда снова оказываешься в городе, среди множества кишащих людей, то опять не готов отступать ни на шаг. И опять все кажется естественным и само собой разумеющимся…

Внезапно Лоти поняла, что ходит вокруг да около, не решаясь коснуться того, что тяжелым камнем лежит у нее на сердце. Все, что она говорила, пронеслось поверху, витая высоко над землей, а главного-то она так и не сказала. Для главного у нее не нашлось слов. И, разочарованная, она замолкла. Хотя острое желание выговориться сейчас перед Гордвайлем никуда и не исчезло. Ей так хотелось, чтобы он увидел ее такой, какая она есть, без всяких внешних покровов, чтобы почувствовал мельчайшие движения и проявления ее души и чтобы ей не пришлось говорить об этом, облекать в слова все то, что она чувствует, поскольку слова больше искажают и затуманивают смысл, чем разъясняют его. Но в тот же миг в ней проснулась уверенность, что этот Гордвайль не знает ее как следует, да и не узнает никогда, потому что она ему совсем безразлична и занимает его не больше, чем любая попавшаяся ему навстречу женщина. В ней поднялась волна горькой досады на этого сидевшего против нее человека, с великим тщанием накручивающего на палец черный локон своих волос.

С открытой насмешкой она попыталась возмутить его спокойствие:

— А вы, Гордвайль, тоже не бог весть какой герой!.. Да уж, в этом вас трудно заподозрить, ха-ха!..

Он уставился на нее изумленным взглядом:

— Герой? Почему герой?

— Да нет, это я так просто. Вы ведь наверняка полагаете себя героем…

— Я? Вот уж никогда так не думал! Да и вообще не думал об этом.

— A-а, все равно!

Желание досадить ему пропало у нее так же мгновенно, как и появилось. Она почувствовала себя несчастной и неудовлетворенной. Все внезапно представилось ей лишенным всякого смысла, в том числе и ее сидение здесь с Гордвайлем, который неожиданно отдалился от нее на тысячи верст. Его осунувшееся лицо вдруг показалось ей совершенно чужим, как будто она только что впервые увидела его, и путь к нему, к этому торчавшему напротив лицу, был таким далеким, что вряд ли был вообще преодолим. Может быть, ей следовало бы отчаяться и одним махом прекратить все это, как отрезать одним внезапным ударом. Но страх удерживал Лоти от этого. За Гордвайлем перед ней открывалось пустое мертвое пространство, не содержащее ничего такого, ради чего стоило бы еще задерживаться в жизни. И Лоти было страшно заглянуть в эту пустоту. Надо попытаться еще раз, думала она, всеми доступными ей средствами. Эта связь, в конце концов, не может продолжаться долго. И со стороны Теи тоже. Она-то уж точно не создана для длительной связи с кем-либо, а особенно с таким человеком, как Гордвайль. Она не только ничуть его не любит, но и совершенно не знает его. (Непреложность этого, кстати, послужила для Лоти неким временным утешением. Девушка была уверена, что только она знает Гордвайля досконально, и в этом смысле он принадлежит только ей, по праву единоличной собственности.) Все, таким образом, должно решиться с течением времени. Это несомненно. Но как и когда? Едва Лоти задумывалась об этом непременном конце, ее охватывало смятение. Ибо она знала точно, что два этих человека не смогут расстаться друг с другом, без того чтобы не произошла какая-то ужасная катастрофа. И предотвратить ее нет никакой возможности, поскольку неизвестно даже, кого из супругов она постигнет. Можно предположить, что основным страдальцем окажется Гордвайль, он более уступчив. К тому же, ведь из них двоих только он любит. «Но разве он любит по-настоящему? — оборвала Лоти нить собственных размышлений, — как такую можно любить? И особенно он, Гордвайль?» Это казалось ей невозможным. Она взглянула на него, словно пытаясь найти ответ в его внешнем виде, но ничего не прояснилось. Он сидел и курил, поддерживая голову рукой, загадочный и совершенно непостижимый. Почувствовав взгляд Лоти, он рассеянно произнес:

— Мне кажется, вы слишком много размышляете, Лоти. Напрасно, это все пустое. Разве это занятие для молодой красивой девушки, я имею в виду, все эти размышления? Или я не прав?

Лоти ничего не ответила. Спустя минуту она обнаружила, что час уже поздний, и поспешила домой. Расставаясь с ним у ворот своего дома, она только и сказала: