Давид Фогель - Брачные узы

Гость заметил:

— Давненько мы с вами не виделись, господин доктор. Друзей забываете, а? А Густл так вообще целыми днями о вас спрашивает!

— Занят я… — неохотно пробурчал Гордвайль.

— Все равно! Я всегда говорю: друг есть друг! И никаких отговорок!

Tea разворачивала на столе принесенные ею свертки, появились: банка сардин, маринованные огурчики, колбаса и булочки.

— Принеси-ка штопор! — приказала она мужу.

— Не нужно! — вмешался Гейдельбергер. — У меня перочинный нож со штопором.

Он стал откупоривать обе бутылки: одну с трехзвездочным коньяком, другую с выдержанным белым бордо, на этикетке которой значился год урожая — 1905-й. Френцль указал на нее Гордвайлю с триумфом:

— Видите, двадцать лет выдержки! Должно быть превосходным!

Tea разлила коньяк, налила и мужу.

— Да пей ты, идиот! — обругала она его, когда он попытался отказаться под тем предлогом, что не очень хорошо себя чувствует.

Он был вынужден сделать глоток, коньяк показался ему чем-то вроде горького лекарства, и поставил стакан. Причем сделал это стоя, как если бы хотел показать, что у него нет ни минуты свободного времени. Tea и Гейдельбергер сразу же выпили по полстакана.

— Неплохо! — проговорила Tea, закусив кусочком колбасы.

И мужу:

— А кофе где?! Сейчас же иди и свари кофе! Да клади больше, чтоб покрепче был!

Гордвайль повиновался. Спустя несколько минут вернулся из кухни, неся чайник, и поставил его на стол. Присел в сторонке, на диване. Но жена не оставляла его в покое.

— Садись здесь! С нами! И пей! — повела она подбородком в сторону его стакана.

— Я п-потом допью! — начал заикаться Гордвайль.

— Вы уж не брезгуйте нами, господин Гордвайль! — сказал Гейдельбергер. — Жаль, Густл не пришла. Если б она знала, на четвереньках сюда бы приползла. Тогда было бы две полные пары! Она очень уважает вас, господин доктор, ха-ха!

— А что Лоти? — вдруг повернулась Tea к мужу, намазывая масло на булочку. — Вообще во всем этом смысла не нашла или что? Может, несчастная любовь, а?

Кровь мгновенно ударила Гордвайлю в голову. Тихо, но грозно он проговорил:

— Оставь ее в покое. Она не имеет к этому никакого отношения.

— Отчего же, радость моя? Если она такая дуреха, так ей и надо! Дураку да по заслугам! Что ты глаза-то вытаращил, как телок, будто я человеконенавистница какая! Можешь последовать за ней, если хочешь! Мир ничуть не будет хуже без тебя, как не стал хуже без нее! А уж если ей все равно, то мне и подавно!

— Ты не… Ты бы лучше… — весь дрожа, промямлил Гордвайль и не закончил.

— Что-что? Говори человеческим языком, а не мычи, как корова! Ваше здоровье, господин Гейдельбергер! За сильных и смелых!

Гордвайль склонил голову и замолчал.

— Угощайтесь, господин Гейдельбергер! — она придвинула к нему булочки и колбасу.

Тот не стал отказываться. Влил в себя еще порядочный глоток коньяка и набросился на закуску.

— Что-то вы загрустили, господин доктор. Не стоит! Я всегда говорю: горевать — не для нас! Человек все-таки не животное какое-нибудь, разве я не прав? Что скажете?

И после короткой паузы:

— Вот вам, выпейте лучше как следует, и все снова встанет на свое место! — он дружески хлопнул Гордвайля по плечу. — Берите пример с госпожи баронессы — второй такой нет в мире! У нее многим мужикам есть чему поучиться! А ведь всего-навсего баба!

Затем разлили вино. Пригубил и Гордвайль, чтобы не раздражать жену. Ему хотелось сейчас оказаться как можно дальше отсюда, где угодно, лишь бы не тут, с этой полупьяной парой, будто сговорившейся против него. Время близилось к полуночи. Лица у Теи и Гейдельбергера стали красные. Кожа свербила, как будто к ней прилипла тонкая пленка, и было приятно время от времени почесывать ее рукой, как бы вжимая ее в лицо, чтобы она не отслоилась. Тем временем Гордвайль уже встал и пересел на диван напротив, а парочка продолжала пить, есть, отпускать шуточки и развязно хохотать. В комнате стояло облако дыма. Tea пожаловалась на духоту, но не позволила мужу открыть окно. Она встала и сняла блузку, оставшись в нижней рубашке, с обнаженными плечами.

— А вы при ближайшем рассмотрении симпатичный мужчина, господин Гейдельбергер, ха-ха! — вскричала она и прыгнула к нему на колени, принявшись крутить ему пышный ус.

Гордвайль почувствовал себя так, как если бы его только что изо всех сил огрели чем-то по спине. Перед глазами начали крутиться темные круги. Какой-то миг он надеялся, что зрение обманывает его. Но нет! Она действительно сидела у того на коленях, его жена на коленях Гейдельбергера! Он с шумом вскочил с места.