Татьяна де Ронэ - Русские чернила

При слове «связь» она взвилась, как пантера, выпустившая когти:

– Еще как была! Еще как изменял! Была виртуальная связь, а это одно и то же. Ты мне изменил! Ты меня предал! А что бы ты сделал, если бы я так поступила? Если бы ты прочел свинские эсэмэски, которые я посылала какому-нибудь типу?!

Он чуть не ответил: «Не думаю, чтобы меня это так затронуло, потому что я тебя не люблю», но не смог отважиться произнести эти слова. И вдруг подумал о Дельфине. Что было бы, если бы у нее обнаружилась виртуальная связь с мужчиной? От этой мысли он похолодел. И тут же на него накатило чувство вины. Бедная Мальвина… Каким страшным шоком было для нее прочесть такое сообщение, да еще и со снимком. Ведь она влюблена в него до беспамятства.

– Мне очень жаль, Мальвина, – мягко сказал он. – Мне жаль, что я причинил тебе боль. На самом деле мне на эту женщину наплевать. Для меня что-то значишь только ты. Мне действительно очень жаль.

Она отвернулась. Он робко положил руку на ее хрупкое плечо, ожидая, что она повернется, бросится ему на грудь и заплачет. Они обнимут друг друга, потом, вне всяких сомнений, займутся любовью, и он будет прощен. Но Мальвина, дернув плечом, сбросила его руку и молча принялась собираться. Она забрала все свои вещи из ванной и аккуратно сложила в боковой карман чемодана. Движения ее были точны, на Николя она ни разу не взглянула.

Когда же она наконец повернулась к нему, на лице ее не читалось ни нежности, ни прощения. Вместо лица была все та же холодная маска, а глаза блеснули такой ненавистью, что он отпрянул.

– Поздно сожалеть, – бросила она, катя за собой чемодан.

Она взяла сумку, сунула туда айфон и накинула на платье жакет.

– Я ухожу. Возьму машину и улечу более ранним рейсом.

– Что? – изумленно спросил он. – Подожди…

– Ты прекрасно меня расслышал, – отчеканила она, держась за ручку двери. – И помни: я ношу твоего ребенка. И у меня есть право на компенсацию. На этот раз речь идет не о «Ролексе». О долгосрочной компенсации. Как матери твоего ребенка. И все будет так, как я хочу. Он родится, и ты на мне женишься. Ты станешь моим мужем. А я стану мадам Николя Кольт. Хочешь ты этого или нет.

Она быстро вышла из номера и хлопнула дверью.

На другой день Николя все время чудились красные глаза Лионеля Дюамеля, и он все еще чувствовал на горле мертвую хватку старческих пальцев. Об этом случае он никому не рассказал. Приведя себя в порядок, он в половине седьмого забрал Гайю из школы и, пока та играла в своей комнате перед приходом Дельфины, занялся приготовлением обеда. Параллельно с обычными делами он сделал два звонка, матери и Эльвире, и обеим задал одни и те же вопросы. Знают ли они, кто такой Алексей? Что им известно о письме, которое он послал Нине? Эмма удивилась и явно не поняла, о чем спрашивал ее сын. Она не помнила такого имени и ничего не знала о письме. «А зачем тебе?» – спросила она. Он ответил, что вспомнил какой-то давний разговор, ничего особенного. С Эльвирой он был более откровенен и сказал, что это дед накануне упомянул имя и письмо. Эльвира очень рассердилась: утром ей позвонила медсестра и сообщила, что состояние Лионеля после визита внука резко ухудшилось. Он вел себя до такой степени агрессивно по отношению к персоналу, что ему вынуждены были увеличить дозу лекарств.

– Это тебе что, игрушки?! – бушевала она по телефону, и Николя ясно представил себе ее мощный, квадратный, как у отца, подбородок.

– Нет, ни имя, ни письмо мне ни о чем не говорят, но, раз уж на то пошло, я запрещаю тебе ходить к деду, не предупредив меня. Но если уж придешь, то больше таких вопросов не задавай, ты же видишь, что это ему противопоказано. Мне плевать, кто такой Алексей и что было в том письме. Мой отец – несчастный слабоумный старик, и он заслуживает того, чтобы спокойно закончить свои дни! Я достаточно ясно излагаю?

Последним, кому он позвонил, был Бризабуа. Чтобы его разыскать, потребовалось время. Они не виделись с того дня, как Бризабуа явился за деньгами в девяносто четвертом, через год после гибели отца. Номер, записанный в адресной книге Теодора Дюамеля, устарел. В справочнике фигурировали разные Бризабуа, но все не те. Наконец он нашел фамилию Бризабуа на «Фейсбуке», и это оказалась дочь Альбера. Николя не помнил, чтобы у того были дети, но, к счастью, она перезвонила сама, сказала, что ее отец работал с неким Теодором Дюамелем в конце восьмидесятых, и переслала его координаты.

Бризабуа согласился встретиться с Николя в кафе на площади Терн. Дождь лил как из ведра, и у Николя сложилось впечатление, что он не переставал идти с того дня, как ему стало известно настоящее имя отца. Рыжая борода Бризабуа поседела, но сам он остался все тем же весельчаком. Они заказали чай и кофе, и Николя сразу приступил к делу. Он протянул Бризабуа отцовское свидетельство о рождении.