Эрик Делайе - Переплётчик

Дорнье выдвинул нижний ящик стола: по опыту он знал, что именно внизу скапливаются обычно наиболее интересные экспонаты, свидетельствующие о личной жизни их владельца. Но ящик оказался пустым. Управляющий укрепился в мысли, что переплётчик живёт где-то в другом месте, да и работает скорее всего не здесь, так как подобные мастера крайне редко разделяли в географическом плане место жительства и место работы.

Чтобы скоротать время, Дорнье стал листать первую попавшуюся книгу, лежащую на столе, — сборник пьес Ротру. [97] Ротру, Жан (1609–1650) — французский драматург. Пика популярности достиг в 1640-е годы, был одним из известнейших драматургов страны, умер от тифа. «Венцеслав» (1647) — одна из самых известных его пьес. Он зачитался «Венцеславом» и, услышав снаружи шаги, едва успел подготовиться. Захлопнув книгу, Дорнье принял позу скучающего властелина, следя за дверью из-под полуопущенных век.

Открыв дверь, де Грези остановился как вкопанный. Он увидел человека в сером. Правда, теперь тот был не в сером, а в тёмно-коричневом, а в чёрных некогда волосах появилась благородная седина. «Добрый день, господин де Грези», — поздоровался управляющий. Де Грези попытался вспомнить, как зовут посетителя, ведь Анна-Франсуаза называла вчера его фамилию, но память переплётчика уступала памяти его собеседника, и вспомнить не удалось. «Добрый день, господин де…» — поздоровался он и выдержал некую напряжённую паузу после слова «де», давая собеседнику возможность представиться. «Просто Дорнье, без всякого „де“, — сказал тот и добавил затем язвительно: — Впрочем, как и у вас, не так ли?» Он ставил своей целью смутить Шарля, и ему это удалось, поскольку переплётчику крайне редко указывали на его видимое дворянство, никто не обращал на многострадальную приставку внимания, да и историю её происхождения толком никто не знал. «Так, — ответил де Грези, — но имеет ли это значение?» — «Нет, не имеет». — «А что имеет?» — «Вас, я смотрю, за язык тянуть не нужно». — «Не стоит». — «Тогда позвольте сразу перейти к нашему делу». — «У нас есть новое дело?» — «Это, как ни странно, всё то же, старое, дело». — «И что же мы не успели в нём завершить?» — «В том-то и дело, что всё завершили».

Шарль склонил голову к левому плечу, буравя Дорнье глазами. Страх его исчез, ушёл на задний план. Ему было страшно в первую очередь, что аукнулся вчерашний визит Анны-Франсуазы, но нет, оказалось, что дело касается книги шестнадцатилетней давности. От сердца отлегло.

Дорнье в свою очередь отметил, что Шарль собирался куда-то уходить. Он был одет не в домашнюю одежду, но в уличный костюм, на ногах у него были сапоги, а под мышкой он сжимал шляпу, которую теперь положил на стол между собой и Дорнье.

«Если мы всё завершили, тогда в чём же ваш вопрос?» — спросил Шарль. «Вы видели меня вчера в доме герцога де Жюсси, не так ли?» — «Да». — «Таким образом, то, что в течение шестнадцати лет было для вас тайной, теперь стало явным». — «Ну, не слишком явным, до этого момента я не знал даже вашего имени, и по-прежнему не знаю, кто и зачем заказал у меня ту книгу». — «Но вы догадываетесь». — «Безусловно, строю кое-какие предположения». — «Соблаговолите их озвучить, если вас не затруднит». — «Я полагаю, что автором того письма был сам герцог де Жюсси, а владелицей кожи — его почившая супруга». — «Вы правильно догадались, и потому я прошу вас догадаться ещё и о причине моего визита». — «Видимо, вы хотите удостовериться, что я буду и впредь хранить вашу тайну». — «Именно, господин де Грези». — «Я могу вас заверить, что у меня и в мыслях не было кому-либо об этом рассказывать, хотя бы потому, что огласка может привести ко мне нежелательную проверку со стороны цеха». — «Согласен, но мне всё-таки требовалось дополнительно означить этот момент». — «Что ж, вы сделали это».

Шарлю явно не терпелось уйти. Он притрагивался к шляпе, весь разговор казался ему бессмысленной тратой времени. «Я вас понял, господин Дорнье, — сказал Шарль, — насколько я понимаю, именно вы рекомендовали меня нескольким клиентам примерно в то же время, за что я вам весьма и весьма благодарен; я могу вам гарантировать, что ни одна крупица информации, ни одно слово, связанное с работой над той книгой и над книгами в переплётах из человеческой кожи, не выходило за пределы моего дома — и не выйдет впредь».

Дорнье кивнул и поднялся. «Что ж, — сказал он, — у меня нет оснований вам не доверять; засим мне, видимо, стоит откланяться». Напоследок он обвёл взглядом кабинет переплётчика, посмотрел на книги, на самого де Грези, на его шляпу — и в этот момент поймал взглядом что-то знакомое. Так бывает: проскакиваешь глазами по некоему натюрморту, понимаешь, что там есть интересный тебе предмет, но по возвращении никак не можешь его найти. Так и Дорнье снова посмотрел на шляпу переплётчика и не понял, что же промелькнуло перед его взглядом — шляпа как шляпа, ничего особенного, широкие поля, скромное серое перо, аккуратная коричневая лента, за которую заправлена перчатка… Стоп. Вот оно. Перчатка. Память Дорнье пробудилась и вернула управляющего примерно на три недели назад, когда Анна-Франсуаза в очередной раз навещала герцога де Жюсси и встретилась в одном из коридоров с Дорнье. Они раскланялись, перебросились несколькими словами, и Дорнье хорошо запомнил перчатки Анны-Франсуазы — как он запоминал всё и вся. Перед ним на полях шляпы простого парижского переплётчика лежала перчатка госпожи де Жюсси де Торрон, и находиться она там не должна была никоим образом.