Владимир Лорченков - Воды любви (сборник)

Который выглядел, словно упрек безрадостному прошлому тюрьме народов, где лишь представители «правильной» национальности могли рассчитывать на светлое будущее.

Когда я поделился этим с теткой, она записала фразу в блокнотик, который готовила для внука, чтобы подарить к 16—летию. Своего рода сундучок с приданым для ленинградского советского будущего литературного критика. Такой должен был получать в свое 16—летие каждый мальчик из интеллигентной ленинградской семьи. Афоризмы, мысли, умные фразы… Они передавались из поколения в поколение. Веками! Так что я горжусь тем, что и мои фразы иногда проскальзывают в творчестве выдающегося ленинградского критика… Да-да, он самый!

Славная получилась литературная династия!

Да и вообще, литература в Советском Союзе расцвела, чтобы там не свистели мрази вроде Володьки Набокова или долбанутого на всю голову Бунина. Вот кого ненавижу. Твари… Я даже пару строк про них – а больше эти третьестепенные писателишки и не заслуживали, – черкнул в блокнотик. Да вот они, до сих пор с собой вожу… Так, листни… Ага, вот это.

– Бунин в рот небунин.

– Набоков в рот вещдоков.

– Бунин в рот вещдокает Набокова.

– А Набоков Бунина в раку.

– Рака и рот, рака и рот.

– В чем у них разница?

– Буй кто поймет!

Каково, а?! Говорю же, настоящий расцвет культуры был в 20—хх годах! И вообще, какая страна была! Прав, прав был Булат, когда пел:

– Комиссары в пыльных шлемах, на заре ускакали сражаться, – пел он.

– Чтобы по возвращеньи, с супругой любимой обжиматься, – пел он.

Так все и было, мля буду! Именно так он сначала и сочинил, а потом цензура, совок, сам понимаешь. И вообще, извратили извратили, все извратили! Вот к примеру, дружба народов. Мы в 20—хх знаешь как классно жили?! Дружно, настоящий интернационал! Дом был большой, многоквартирный. Словно в сказке! Даже кушали все вместе, как дети в лагаре. Нет, не в том. В пионерском, в смысле. Армянин Хачико несет лаваш, грузин Сулико вина, латыш Валксникс – селедки, татарин Юсуп – казы из лошади, что под окном ебанулась, не выдержав контрреволюционной пропаганды, выдающийся русский писатель Юлиан Семенов – мацы, поляк Дзержинский – все, что при обыске отобрал. Кездато жили, базарю же, дружно! Бегали по коридорам наперегонки, играли в комнатах, там же большое все – на крови народной, – в салочки…

Только русские держиморды – дворничиха Петрова и ее малахольный дебил-сын Васька, – держались особняком.

Из гордости жили в подвале.

А потом пришли страшные тридцатые…

Брата моего, Мордехайчика, забрали. Твари антисемитские! А ведь он даже не еврей был, чистокровный русский. Мамаша покойная от русского его прижила, от законного мужа. Из инженеров каких-то, не знаю, что там случилось, в первые же дни революции повесили его на хрен за хрен. Скорее всего, просто за то, что русский и инженер. Русским полагалось быть только тупыми крестьянами. А этот, чмо наглое… Ну, наша русская мамаша-держиморда хитрожопая, и решила сынишку сразу переназвать, чтобы, значит, быть в тренде, как нынче пишут в «Русском Монреальце» в статьях про новинки в «Секс-шопе Шереметевых».

И знаешь, поначалу работало!

Братяня, бедняга, сам поверил в собственную неуязвимость. Он так мне и говорил:

– Мы, брателло, – говорил он мне.

– Построили новую великую Хазарию, – говорил он мне.

– Новый Хазарский каганат, великую еврейскую страну, – говорил он.

– С кочевыми мобильными вооруженными силами, – говорил он.

– Все как тогда, – говорил он.

– И вообще, ты слышал, что наши люди Рокфеллеры, – говорил он.

– Все европейские королевские семьи на колу вертят? – говорил он.

– Я тебя умоляю, – говорил он.

Я, конечно, записывал. Во-первых, следствию пригодилось, когда брат оказался вражиной, во-вторых, подарил потом блокнотик Левке Гумилеву. Был такой задохлик из студентов, в лагере, – нет, уже не в пионерском, а в ГУЛАГе– а я там как раз сражался с гитлеровской оккупацией. Тыл, он ведь поважнее фронта! Ну, я задохлика заприметил, из жалости с ним блокнотиком поделился, он потом, слышал, поднялся на записках этих. А мне чего, мне не жалко!

…в общем, переоценил братюня влияние Хазарского каганата на интеллектуальный ди-с-ку-р-с новой, советской, власти. Когда за ним пришли, обосрался даже! Стоит такой, трясется, – говно по штанине течет – и кричит мне:

– Леня, Леня, – кричит он.

…что? А, нет, не Лёня. Именно через «е». Леня. В честь Ленина. Не перебивай. Привыкли в Рашке своей собеседника перебивать… О чем я? А, брат. Хотя какой брат, изменник, сука.