Расцветали сейчас тысячью цветов независимые и свободные Финляндия, Украина, Бессарабия, Дагестан, Крым, Туркестан, Дальневосточное ханство…
Наши друзья, с гордостью думал про новые страны Рылейка.
Там, правда, всех русских вырезали, но газета «Колокол» советовала отнестись к этому с пониманием. Товарищ Герцен так и писал:
– Разве не надо нам, русским, подумать о том, – писал он.
– Что некоторые эксцессы, совсем незначительные, – писал он.
– Спровоцированы в независимых странах, созданных нами, – писал он.
– Именно нами же! – писал он.
– Мы, держиморды, – писал товарищ Герцен.
– Сами виноваты в том, что наша рожа кирпича просит, – писал он.
– Как и глотка – ножа, а спина – пули, – писал он.
– Пора нам, русским, – писал он.
– Осознать всю меру наших преступлений, – писал он.
– Против финского, каракалпакского, и вообще всех остальных народов мира, – писал он.
Лихо писал товарищ Герцен, все ребята из декабристов очень любили его передовицы. По ним выходило, что все в стране идет правильно, и руководство Совета Декабристов сумело значительно улучшить Россию, несмотря на немногочисленные отдельные недостатки, работа над которыми идет постоянно. И пусть вражеские голоса недобитых тварей – в массе своей сосланных на рудники в Сибирь перевоспитываться, – и прочат России мрачное будущее, все это не больше, чем бессильная зависть и злоба уродов и козлов.
…пригретых на груди справедливо уничтоженной cемейкой Романовых, добавлял товарищ Герцен, известный своим метким словцом и соленой шуткой.
Товарищ Рылеев тоже очень любил статьи товарища Герцена. Единственное, очень тяжело было после них окунаться в будни этой отвратительной страны рабов, России. Над которой, сколько не бейся, а она все равно мрачная, тяжелая, и неповоротливая, как телега на осенней дороге, подумал Рылеев. Щелкнул пальцами. Взял перо, Сашкой протянутой, записал.
«Россия – неповоротливое, мрачное говно, застрявшее на раскисшей от распутицы дороге», написал товарищ Рылеев, и подумал, что надо бы отправить это в «Колокол», Герцену. Он продвинет тему, как полагается. Провентелирует вопрос, что называется, одобрительно подумал Рылеев. Щелкнул снова пальцами. Велел.
– Заключенного Кюхельбекера ко мне, – сказал.
…когда старого товарища заволокли в кабинет, Рылеев поморщился. Кюхля, Кюхля, подумал. Почему тебе, старый товарищ, не хватило мужества покончить с собой? Почему ты так недостойно цепляешься за жизнь, вместо того, чтобы дать возможность товарищам совершить новый виток революционной справедливости, подумал он. Что-то я совсем запутался, подумал он. Кюхля, Кюхля…
Кюхельбекер, всхлипывая, свалился на стул. Поднял лицо растерянное, жалкое. Штаны спадают, шнурков на ботинках нет, рожа в синяках… Губы дрожат, четырех зубов спереди нет. То Бестужев сапогом постарался…
– Ну, как оно? – спросил Рылейка участливо.
–… – молча заплакал Кюхля.
Потом шмыгнул, соплю в нос – такой родной, такой любимый, – втягивая. Сказал:
– Вижу, свежий «Колокол», – сказал он.
– Ага-с, – сказал Рылеев.
– Как там? – сказал Кюхля.
– Туркестан и Местечкляндия войну нам объявили, – сказал Рылеев.
– А что за Местечкляндия? – сказал Кюхля.
– Я же пятый месяц тут… – сказал он, и снова заплакал.
– Да вот, не знали, что с Бессарабией и остатками Одесской губернии делать, – сказал Рылейка задумчиво.
– И как? – сказал Кюхля.
– А что как, – сказал Рылеев.
– Сдадимся, пожертвуем им губернию-другую, – сказал он.
– Быдло, конечно, возмутится, – сказал он.
– Зато Герцен похвалит, – сказал он.
– С Белорусским герцогством бы разобраться, – сказал он.
– Все никак не поймут, что они Белорусское герцогство теперь, – сказал он.
– Все долдонят «русские русские мы русские» – передразнил он.
– Держиморды, – сказал Кюхля.
– Да-с… – сказал Рылеев.
Встал. Потянулся. Глянул, с жалостью и брезгливостью, на Кюхлю сверху. Отощал, небрит, руки дрожат, харя в синяках, сопли, слезы… Улыбнулся добро. Сказал:
– Кюхля, Кюхля, – сказал.
– Как же ты, дружок, до жизни такой дошел? – сказал он.
От такого участия Кюхля, которого две недели подряд били, аж разрыдался.
– Я… не… това… им… нам… ик! – плакал он.
Рылеев жалостливо по затылку товарища потрепал. Сказал:
– Кюхля, возьми себя в руки, – сказал он.
– Вспомни, что Сашка писал, – сказал он.
– Товарищ, верь, взойдет она, – всхлипнул Кюхля.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу